Буров меня действительно интересовал. Но я сказал не всю правду. О Бурове я спросил потому, что он и был тем человеком, который нанял нас, чтобы мы обеспечили безопасность Калмыкова после того, как он выйдет из лагеря.
IV
Еще во время разговора с Мамаевым у меня появилось такое ощущение, будто я еду по рельсам. Все логические схемы были просты и понятны, как трамвайный маршрут. После разговора с де Фюнесом это ощущение усилилось.
Пять офицеров-спецназовцев, разжалованных и уволенных из армии, становятся наемниками. Понятно.
Один бизнесмен заказывает другого, потом они договариваются и киллера сдают. Понятно. Если бы банкир не раскрыл мне странную подноготную этой истории, схема воспринялась бы как нечто само собой разумеющееся и не вызывающее никаких вопросов.
На роль киллера выбирается офицер-"афганец", пропавший без вести в восемьдесят четвертом году. Он берется выполнить заказ на убийство, чтобы переселить свою бывшую жену и сына из двенадцатиметровой комнаты в коммуналке в нормальную квартиру и самому получить хоть какое ни есть, но свое жилье. Тоже понятно.
* * *
Все эти схемы были начертаны словно бы одной рукой.
* * *
После этого «ЕвроАз» получает искомый лакомый кусок, а президент Народного банка легендарный господин Буров становится заместителем министра финансов.
Все довольны. Кроме наемного убийцы. Де Фюнес был уверен, что с этого момента рельсы расходятся и дальше трамваи идут каждый своим маршрутом. У меня на этот счет были сомнения. «После этого» не означает, конечно, «вследствие этого». Но иногда означает.
* * *
Кто нанял Калмыкова? Кто проплатил контракт?
* * *
А если зайти с другого конца?
Допустим, мне понадобился наемный убийца. Ну, мало ли зачем. Например, шлепнуть неформального профсоюзного лидера моих работяг Мишку Чванова, если он снова начнет возникать с идеями социальной справедливости. Или еще зачем. Шлепнуть нужно чисто, поэтому мне нужен профессионал, в котором я могу быть стопроцентно уверен. Где я стал бы его искать?
В криминальной среде? Судя по тому, что об этом пишут в газетах, там можно найти профессионала. Но это опасно. Он может быть засвечен, у него криминальные связи, которые может проследить ментура, в банду может быть внедрен милицейский агент. И кончится это тем, что киллера вычислят, а он сдаст меня за милую душу.
Нет, в криминальной среде киллера я искать не буду. Мне нужен профессионал, но чистый.
Не годится.
Где еще? Среди уволенных в запас или выгнанных из органов милицейских оперативников или сотрудников спецслужб? Это ближе. Опыт у них есть. Но пойдут ли они на убийство? Может, кто и пойдет. Но его еще поискать. А пока будешь искать, десять раз засветишься.
Тоже не годится.
Так где же мне найти киллера?
А вот где: в реабилитационном центре. Вроде того, каким руководит Док. Где пытаются вернуться к нормальной жизни люди, которые умеют убивать, привыкли убивать, которые видели столько смертей, что одной больше, одной меньше уже не имеет значения.
Вот там и можно вернее всего найти профессионала, который пойдет на убийство — еще один раз, последний, чтобы получить шанс начать новую жизнь.
* * *
Там его и нашли.
* * *
Но кто мог знать, что в реабилитационном центре при военном госпитале на сорок пятом километре Минского шоссе работает санитаром человек, который идеально подходит на роль киллера? Настолько идеально, что ни у следователя, ни у прокурора, ни у судей даже тени сомнения не возникло: а может ли этот человек быть наемным убийцей?
Конечно, может. Как же он не может? Как сказал адвокат на суде над Калмыковым: «Россия обрекает своих солдат и офицеров на нищету и толкает их в объятия криминала. Они вынуждены убивать, чтобы обеспечить сносные условия для жизни своим семьям».
* * *
И еще одна мысль крутилась где-то на периферии сознания, пока я занимался обычными своими делами: башлял пожарного инспектора, который раз в месяц, как за получкой, приезжал в столярку и составлял акт о недостаточной вентиляции опасного в противопожарном отношении промышленного помещения, потом объезжал пилораму и сушилку, а еще позже лаялся с лесниками на наших делянках.
Было такое чувство, будто я забыл что-то очень важное. Я перебирал в памяти все разговоры минувшего дня, как перебирают гречку. Но мысль ускользала. И лишь на закате, когда я возвращался с лесосеки и предвкушал спокойный вечер в доме, в котором, как во всяком доме, где есть грудной ребенок, пахнет овечьим хлевом и парным молоком, до меня вдруг дошло.
Я дал по тормозам так, что джип занесло.
Ну конечно же!
Банковские реквизиты реабилитационного центра Дока!
Мамаев сказал: «У меня есть».
Да, так он и сказал: «У меня есть».
* * *
Я набрал номер центра и попросил позвать к телефону доктора Перегудова. Только бы он не уехал. Минуты через три Док ответил:
— Слушаю.
— Ты долго там еще будешь?
— Всю ночь. Дежурю.
— Я подъеду.
— Что-то случилось?
— Нет. Но кое-что, кажется, прояснилось.
Дома я сполоснулся в душе и по-быстрому перекусил.
— Куда ты собрался? — спросила Ольга.
— Дела. — Ты хоть помнишь, что у тебя есть дочь и сын, не говоря о жене? Ты о нас совсем не думаешь.
— Нет, — сказал я. — Нет. Я думаю только о вас.
* * *
Госпиталь спал. Были ярко освещены лишь окна операционной. На пандусе приемного отделения стояла армейская «скорая» с работающими проблесковыми маячками, суетились медсестры и врачи, санитары тащили носилки.
Новый груз из Чечни.
Док провел меня по тускло освещенному коридору. Из-за плотно закрытых дверей палат не доносилось никаких звуков. Но вся атмосфера была словно насыщена болью и ужасом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81