— Я попытаюсь распустить узлы…
— Выручай, босс, — выдавил Густав. — Попытайся. Ты же ловок, точно фокусник…
Фрост понятия не имел, сколько времени миновало, покуда льняная веревка подалась. Но за это время падавший сквозь окошко свет сделался желтым и ярким. Восходило солнце.
Внезапно Густав напрягся, шевельнулся, путы еле слышно зашуршали.
— Ты победил, босс!
Охая от боли в затекших мышцах, немец выпростал руки, растер окровавленные запястья, долго возился, развязывая узлы на щиколотках. Попытался встать, ноги подогнулись. Густав подобрался к Фросту ползком и лихорадочно взялся развязывать командира.
— Не трудись, — блекло ухмыльнулся Фрост. — Куда мне деваться в таком виде? Беги, спасайся…
— Сделай милость, заткнись и не мешай, — пропыхтел Густав. Работа отняла у него минут пять-шесть. Фрост начал понемногу, очень осторожно шевелить освободившимися конечностями и с тоской понял: если свершится чудо, и они уцелеют — предстоит новая операция на позвоночнике…
Впрочем, об этом, подумал наемник, можно уже не беспокоиться…
— Сумеешь отыскать и убить Сандру? — спросил он у Густава.
— Погоди, все еще может обернуться к лучшему. Нужно только очень постараться. Честное слово.
— Где Лундиган?
Густав помрачнел и отвернулся.
— Лундиган где?
— Кляпы-то нам вынули перед торжественным шествием… И, когда с Лундигана сдернули мешок, он возьми да и плюнь прямо в харю офицеру. Тому, который по-английски чирикает… Вот китаезы и трудились над парнем ночь напролет. Теперь, на рассвете, должны обезглавить. Густав поглядел на чудом уцелевшие часы.
— Минут через десять, пожалуй. Поскорей бы…
Дьявольщина, — сказал Фрост. — Что они с ним творили?
— Пытали, разумеется. А парень упрям и крепок. Разок-другой не выдержал, заорал благим матом, а больше — ни звука. Да только опытный человек не сдерживается, вопит во всю мочь… А еще эти ублюдки говорили…
— Что говорили?
— Что используют его… как женщину. У Лундигана светлые волосы, а косорылые, понимаешь, от блондинок без ума… Я сказал, ты слыхал — и довольно об этом!
Густав опять попытался подняться, и преуспел. Отошел в противоположный угол хижины, шумно всхлипнул. Фрост медленно, едва ли не со скрипом, перекатился по земляному полу. Опираясь на сравнительно целые ладони, подтянул плохо повинующееся тело к узенькой щелке в стене. Выглянул.
И увидал Лундигана. И убедился, что Густав говорил правду.
Больше всего Фросту хотелось отпрянуть, зажмуриться и выблевать, однако он продолжал смотреть, чтобы набраться животворящей, священной ненависти к генеральским выродкам.
Истерзанное, оскверненное тело протащили, наконец, по двору. Солдаты смачно харкали на пленника. Потом Лундигана положили на плаху, близ которой стояли генерал Чен и палач, вооруженный широким, чуть изогнутым клинком.
Голову срубили в два приема, на повторном ударе.
— Только не говори, что ты видишь, босс! — попросил Густав.
— Не скажу, — тихо отозвался Фрост. — Нужно выжить. Я должен убить эту сволочь. Должен!
Глава восемнадцатая
После долгого, тягостного безмолвия Фрост обернулся и спросил Густава:
— А когда явятся по наши головы? Не говорили?
— Не говорили. Но думаю, теперь уже скоро.
— Помоги подняться, Густав. Тащи сюда обе жерди, и веревки тоже. Нужно, по возможности, зафиксировать мои ноги.
— Что?
— Шины соорудить. Колени все равно сгибаться не хотят.
— Решился, наконец? — улыбнулся немец.
— Терять нам, похоже, нечего…
Боль нахлынула вновь, золотые и багровые круги заплясали перед взором Фроста, наемник начал было валиться, но Густав успел подхватить его. Закусив губу, Фрост кое-как отдышался и сумел устоять. Потом с огромной осторожностью сделал неуклюжий, коротенький шаг.
Чтобы наложить на каждую ногу по относительно приемлемой шине, понадобились обе льняных веревки, а впридачу фростовский ремень и разорванная на полосы куртка немца. Но мало-помалу Фрост убедился, что может неуклюже ковылять, и даже сравнительно быстро передвигаться в избранном направлении. Какое-то время он старательно свыкался с этим, потом немного освоился. Но безоружным особо рассчитывать было не на что. Если караульные войдут в хижину и увидят освободившихся наемников, можно будет сразу читать отходную молитву.
Пришлось разорвать на полосы и вторую куртку. Могучие ручищи Густава служили исправно и быстро. Через несколько минут в руках товарищей оказались две примитивные, но вполне пригодные для задуманного удавки.
Снаружи послышался шум шагов, зазвучали голоса. Фрост мысленно возблагодарил небо: китайцев, судя по всему, было двое. Раздался дребезжащий азиатский смех.
Следующим номером здешней программы, безусловно, числилось отсечение двух голов сразу. И, по-видимому, не слишком поспешное…
Густав и капитан прижались к стене по обе стороны широкого проема. Дверь отворилась, и одно мгновение, показавшееся Фросту вечностью, ничего не происходило.
Затем, не увидев на полу связанных узников, китайцы ринулись внутрь.
Густав удавил первого едва ли не молниеносно. Даже петлю не использовал: просто накинул импровизированную веревку на горло противнику, скрестил кулаки, напрягся — раздался хруст переломившихся позвонков, и на свете сделалось одним китайцем меньше.
У Фроста не хватало сил на подобный образ действий. Бросать часового через себя, стоя на негнущихся ногах, было немыслимо. Набросив петлю, капитан дернул солдата к себе; насколько силы достало, ударил открытой ладонью в кончик носа, ошеломил. Верный Густав отшвырнул свою жертву и тотчас опустил молотоподобный кулак на шейные позвонки ченовского бойца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44