— Мэриан, — сказал отец, — позволь представить тебе мистера Шейна.
— Добрый вечер, мэм, — сказал наш гость.
А потом взял ее руку и склонился над ней. Мать шагнула назад и, к моему удивлению, присела в грациозном реверансе. Я раньше никогда не видел, чтобы она так делала. Уж такая она была женщина — никогда заранее не угадаешь, что она сделает. Мыс отцом покрасили бы дом целых три раза и во все цвета радуги, лишь бы ей угодить.
— И вам доброго вечера, мистер Шейн. Если бы Джо не пригласил вас вернуться, я бы это сама сделала. В верхней части долины вы не найдете приличной еды.
Она гордилась своей стряпней, наша мать. «Из всего того, чему я научилась дома, — часто говорила она, — это — единственное, что мне пригодилось в здешних диких краях. Пока я еще могу приготовить приличный обед, — говаривала она отцу, когда дела шли неважно, — я знаю, что я все еще цивилизованная женщина, и есть надежда, что мы пробьемся». После чего она поджимала губы и принималась сбивать яйца для своих особых, самых вкусных бисквитов, а отец следил за ее возней, а после съедал их подчистую, до последней крошки, потом поднимался, вытирал губы, потягивался всем своим большим телом и топал наружу, к своей вечной нескончаемой работе, как будто наперекор всему, что могло встать у него на дороге.
Мы сели за ужин — хороший ужин, надо сказать. У матери глаза засверкали, когда она увидела, что наш гость не отстает от отца и меня. А потом мы откинулись на спинки стульев, и разговор пошел так, будто это старые друзья собрались за знакомым столом. Я только слушал, не вмешиваясь, но уловил, что беседа идет по некоей схеме. Отец с матерью, хоть и избегали прямых вопросов, пытались хоть что-то разузнать про этого Шейна, а он ловко уклонялся при каждом повороте разговора. Он прекрасно видел, чего им хочется, но это ему ничуть не докучало. Он был спокойный, вежливый и разговаривал вполне охотно. Только все время отделывался от них ничего не значащими словами, которые не сообщали ничего нового.
Должно быть, он ехал много дней, потому что из него так и сыпались новости, собранные в городах по дороге, даже таких далеких, как Шайенн, Додж-Сити и других, еще дальше, про которые я никогда прежде и не слышал. Вот только новостей о себе у него не было. Его прошлое было загорожено так же надежно, как наш выгон. Все, что мои родители смогли узнать, — это что он едет себе и едет, не думая о завтрашнем дне, не имея в мыслях никаких особенных намерений, ну, разве что поглядеть на ту часть страны, где он не бывал раньше.
Потом мать мыла посуду, я вытирал, а отец с Шейном сидели на крыльце, и их голоса доносились к нам через открытую дверь. Теперь уже наш гость направлял беседу, и сразу же он заставил отца разговориться о его планах на будущее. Хитрости особой для этого не требовалось. Отец всегда был готов обсуждать свои планы, лишь бы слушатель нашелся. И на этот раз он остался верен себе.
— Да, Шейн, ребята, с которыми я водил компанию в былые времена, еще этого не видят. Ну, рано или поздно разглядят. Открытые пастбища не будут существовать вечно. Линии оград сдвигаются все ближе. Свободный выпас скота огромными стадами — это хороший бизнес только для самых крупных ранчеров, да и для них этот» бизнес довольно убогий. Да, убогий, когда вспомнишь, сколько для него требуется… Черт знает сколько места — а в результате — пшик! Рано или поздно этот бизнес будет чем-то вытеснен…
— Н-да, — сказал Шейн, — очень интересные мысли. Последнее время я слышал такие же от многих людей с самыми светлыми головами. Может быть, в этом что-то есть…
— Э-э, Богом клянусь, не просто что-то, в этом вся соль! Вы меня послушайте, Шейн. Вот как дело надо вести: выберите себе место, получите землю, чтоб ваша собственная была. Сейте хлеба столько, чтобы прокормиться, а деньги зарабатывайте, разводя небольшое стадо, да не какие попало рога и копыта, а чтоб это была специально выведенная мясная порода… и держите их, за оградой, и кормите как следует. Я этим только начал заниматься, но уже сейчас мои коровы имеют средний вес на триста фунтов больше, чем та длинноногая скотина, что бродит у Флетчера на той стороне реки, и мясо куда лучше — а это только начало… Конечно, его хозяйство раскинулось чуть не на всю эту долину, и с виду оно ого-го. Только он, как первопоселенец, держит право выпаса на слишком уж много акров, у него этих акров больше, чем коров… и все равно, даже этих акров у него не останется, когда сюда наедет больше гомстедеров. Его способ разводить скот слишком расточителен. Слишком много земли на то, что он с нее получает. А он этого не может понять. Он думает, что мы, мелкие хозяева — пустое место, только под ногами путаемся…
— А так оно и есть, — мягко сказал Шейн. — С его точки зрения, вы и есть пустое место и досадная помеха.
— Да, думаю, вы правы. Должен признать это. Мы, кто уже сейчас тут, изрядно помешаем ему, если он захочет, как раньше всегда делал, использовать пастбища за нашими участками, по эту сторону реки. Мы все вместе уже отхватили от них несколько приличных ломтей. Хуже того, мы перекрыли часть реки, отрезали пастбища от воды. Он все брюзжит насчет этого, с тех самых пор, как мы тут появились. Он боится, что такие как мы будут приезжать и дальше и селиться на этой стороне… Ему тогда туго придется…
Когда с посудой было покончено, я хотел проскользнуть к двери. Но мать, как обычно, меня поймала и отправила в постель. Она оставила меня в маленькой задней комнатке и вышла на крыльцо посидеть с мужчинами, а я попытался услышать еще что-нибудь из их разговора. Но голоса едва доносились. Потом я, должно быть, задремал, потому что следующее, что я услышал, был разговор отца с матерью на кухне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45