У нее впереди было еще несколько месяцев тяжкой болезни. Она не хотела остаться в его памяти больной, умирающей. И все-таки жаль, что ее тело не было найдено после шторма.
Нед посмотрел на Нэнси так, как будто не верил своим ушам.
— Что?! Ты в самом деле думаешь, что она… Что она каким-то образом спаслась, не утонула? И Мариэль — на самом деле миссис Ситон? Разве такое возможно?!
— Нет-нет, это совсем не то, что я имела в виду. Я убеждена в том, что мама Брайена погибла, ее нет в живых. Просто для меня было бы не лишним выяснить, как она умерла. Был ли на ней спасательный пояс? Если нет, значит, она сама его сняла. А это уже само по себе служит доказательством того, что миссис Ситон добровольно шла на смерть.
— Думаю, что ничего такого мы никогда не узнаем, — сказал Нед.
— Вот и я так думаю. Ну ладно, давай дочитаем дневник до конца. Гляди, последняя запись сделана второго августа, и на этом все кончается.
Нед и Нэнси углубились в чтение. Перед ними прошли события жизни миссис Ситон, происходившие за несколько месяцев до ее смерти. Постепенно они вникали в тайну этой женщины. Миссис Ситон начала брать уроки живописи у Люсьена Болье, чтобы хоть ненадолго освобождаться от Бартоломью Ситона, который обладал властной натурой и подавлял ее. Тем не менее, несмотря на деспотизм мужа, она его любила. Их брак нельзя было назвать несчастным. Но и безоблачного счастья в этом браке не было. Болье для Даниэль был добрым, понимающим дедушкой, который терпеливо ее выслушивал и которому можно было доверить все свои тайны. Она поведала ему о своей болезни. Только ему, и больше никому. Ей не хотелось, чтобы о ее горе знал муж, и уж тем более сын или отец.
Даниэль и старый художник очень подружились. Болье понимал ту внутреннюю необходимость, которая заставляла Даниэль вести дневник. Понимал, что ее толкнула на это смертельная болезнь. И когда Даниэль попросила его спрятать дневник у себя, он с готовностью согласился. Как и обещал, он унес тайну Даниэль с собой в могилу.
— Тут много непонятного, — рассуждала Нэнси вслух, дочитав дневник до конца. — Например, нет ни одной записи о том, что Даниэль позировала Болье для портрета. Нед, а тебе не кажется это странным? — обратилась она к Неду.
— Очень даже, — согласился с ней Нед и, подумав, прибавил: — Послушай, а что мы будем делать с дневником?
— Я должна поразмыслить на эту тему, — ответила Нэнси. — Но пока что ясно одно: дневник представляет Бартоломью Ситона совершенно в ином свете. А ведь он главный подозреваемый в нашем деле. Вместе с тем это ничего не доказывает. Только дает основания считать, что мистер Ситон не такое уж чудовище, каким стараются его представить Вестлейк и Тайлер, а заодно чуть ли не половина Нового Орлеана. Никаких зацепок, которые помогли бы нам в расследовании кражи картин, дневник не содержит. Судя по всему, это была воля Даниэль — все тайны, связанные с ней, должны покоиться на дне морском.
— Но с тех пор прошло пятнадцать лет! — возразил Нед. — Разве не пора обнародовать истину? Считаю, что Брайен должен узнать все. Его отношение к отцу очень осложнено семейной историей. Вот почему я считаю: он должен знать, что случилось с его матерью.
— Согласна… Дай подумать, — произнесла Нэнси. — Возьму-ка я, пожалуй, дневник с собой. А позже мы решим, что с ним делать.
— Возьмешь с собой? — спросил Нед. — Но ведь он, будучи найденным здесь, считается собственностью Уоррена Тайлера.
— Неправда, — спокойно ответила Нэнси. — Он принадлежит Люсьену Болье. Что-то мне подсказывает, будь он жив, он пожелал бы передать дневник Даниэль ее сыну, Брайену, и его отцу… когда представился бы подходящий случай.
Нэнси и Неду пора было уезжать с фермы. Нэнси решила, что на обратном пути джип поведет она, и села за руль. Они двинулись в путь, к «Пещере Летучей Мыши».
Дорога, ведущая к шоссе, была грязная, неровная. Джип трясся на ухабах. Нэнси увидела в зеркальце, что сзади, на некотором расстоянии от них, появилась машина. Внезапно это расстояние стало стремительно сокращаться. Их догоняли!
— Смотри-ка, нас вот-вот обскачет какой-то ковбой на колесах, — заметил Нед, оглядываясь назад. — За рулем мужчина. Сбрось скорость, пускай проезжает.
— У-гу, — отозвалась Нэнси. — Легко сказать! Во-первых, он тебе не «какой-то ковбой», а во-вторых, это не просто колеса, а тот самый коричневый фургон, который чуть не задавил тебя вчера.
Нэнси сняла ногу с педали газа. Фургон быстро приближался. Глянув в зеркальце, она поняла, что в намерение водителя не входило идти на обгон. Нэнси ощутила холодок в животе и крепче сжала баранку руля. Она еще раз глянула в зеркальце. Фургон пристроился сзади, он почти нависал над их джипом.
— Жми на газ, Нэнси, он хочет…
Нед не успел договорить. Фургон врезался в задний бампер джипа. Удар был сильный. Нэнси крепко вцепилась в руль, боясь, что не справится с управлением. Она нажала на газ. Джип рванул вперед, но фургон прибавил скорость и не отставал.
— Не уверена, что мне удастся от него уйти, — сказала Нэнси. — По-моему, он хочет столкнуть нас с дороги.
Фургон опять ударил в задний бампер. И снова Нэнси с невероятным усилием удержала руль, опасаясь в душе, что, если удары будут повторяться, руля ей не удержать. И тут ей в голову пришло, что они как раз подъезжали к крутому повороту дороги, справа от которого был глубокий обрыв. «Вот где фургон врежет по-настоящему», — мелькнула у нее мысль.
— Нэн, — безмятежным голосом, будто он вовсе не волновался, вымолвил Нед. — Помнишь тот спецкурс вождения машины в экстремальных ситуациях с целью самообороны? В прошлом году ты его проходила, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43