..
Балахон шмыгнул носом, повернулся и пошел прочь с рынка. Но ушел он недалеко: расположился тут же, у входа, на ящике, и торговал себе как ни в чем не бывало, пока однажды его здесь не застал Общественность.
-- Так,-- сказал он, как будто костяшку на счетах кинул.-- Значит, все еще занимаетесь своим незаконным промыслом, гражданин?
Балахон молча кивнул. Похоже было, что он ничуть не испугался Общественности.
-- Ладно,-- сказал старый законник, словно вторую костяшку кинул.--Видно, слов вы не понимаете...
Он привел постового и настоял, чтобы милиционер пресек торговлю в неположенном месте, а заодно и выяснил личность нарушителя. Постовой знал Балахона как облупленного и ничего против него не имел. Но он и про Общественность уже был наслышан, знал, что тот за кожу влезет, чтобы своего добиться. Чтобы как-то все это утрясти и ничего не рассыпать, он сделал такой маневр: поблагодарил Общественность за бдительность и взглядом дал ему понять, что дальше уж сам разберется, а свидетели ему пока не нужны. Общественность ушел с чувством исполненного долга. И тогда постовой сказал Балахону:
-- Слушай, батя, ты мужик неплохой, не то что некоторые здесь. Только, знаешь, иди отсюда. И больше сюда не приходи. А этому старику лучше на глаза не попадайся.
-- Куда ж я пойду? -- сказал Балахон.-- У меня товар...
-- Шел бы ты, батя, со своим товаром... Ну, хоть на Божедомку...
Балахон так в точности и сделал. На следующий день его уже можно было видеть на Божедомке. Он сидел на ящике в людном месте, около аптеки, и торговал клюквой и можжевеловыми вениками. И торговля у него шла даже лучше, чем на рынке. Там продавалось много такого, от чего глаза разбегаются. И если кто не приходил туда за веником, то уходил без него преспокойно. А здесь Балахон был как на витрине и, глядя на него, многие вспоминали, что неплохо было бы попарить кадку под капусту или же сварить клюквенный кисель.
В общем, некоторое время Балахону с легкой руки постового везло. Общественность тоже был доволен. Несколько раз он обходил рынок и его окрестности и нигде не встретил торговца "зеленым". И тогда он решил за--няться чистильщиками обуви, которых у нас в Марьиной Роще было аж два. Но тут до него дошел слух, что Балахон, как ни в чем не бывало, открыл торговлю на Божедомке. Общественность вскочил в трамвай и через несколько минут был уже на Божедомке. Балахона он увидел издалека и стал в уме перелистывать Уголовный кодекс в поисках гвоздя, которым можно было бы раз и навсегда пришпандорить собирателя. Но когда Общественности оставалось сделать какую-то дюжину шагов, чтобы взять Балахона за шиворот, как нашкодившего мальчишку, и вести в отделение, тот вдруг схватил свою корзину и побежал. Бежал он смешно, как-то боком, так чудно бегают люди, которые уже забыли, как это делается, и все-таки он бежал, уходил у Общественности из-под носа.
-- Стой! -- крикнул Общественность.-- Не имеешь права бежать!
И припустился за ним вприпрыжку, как ребенок, когда он верхом на палочке изображает лошадку и всадника одновременно. Так они бежали сначала мимо Александровского института, а потом вдоль ограды Мариинской больницы. Бежали они долго, больше руками и глазами, нежели ногами, и больные, которые прогуливались в это время в больничном парке, имели возможность вдоволь нахохотаться. Но вот Балахон добрался, наконец, до площади Борьбы и скрылся во дворе морга. Общественность постоял возле ворот, отдышался, но во двор не пошел. Сил у него едва хватило на то, чтобы сесть в трамвай и доехать до дому.
С тех пор он не знал больше покоя. Впрочем, он и раньше его не знал, но по собственному желанию. Быть уполномоченным хоть и хлопотно, но приятно. Нет, Семен Семенович был не настолько мелок, чтобы упиваться властью. Он думал, что нужен людям, и всюду видел то; что хотел увидеть: страх нарушителей порядка и уважение простых тружеников, клиентов и покупателей. Притом до сих пор он сам диктовал условия игры. Но вот он так увлекся ею, что не заметил, как превратился из игрока в игрушку.
После неудачи на Божедомке Общественность окончательно решил, что Балахон только с виду олух, а на самом деле паразит, и разработал целый план действий против непокорного торговца дарами леса.
Он позволил внуку выходить из дому когда угодно и гулять по всей Марьиной Роще, с условием, что тот не медленно даст знать ему, если увидит где-нибудь торгующего Балахона. Потом Общественность пошел к участковому и прямо спросил его, какие меры он думает применить к гражданину, который живет за счет сомнительных доходов. Участковый у нас любил поесть, страдал, одышкой, но был человеком справедливым и добрым может быть даже чуточку добрее, чем положено участковому. А потому он спросил, что Общественность имеет в виду под сомнительными доходами.
-- Торговлю дикорастущими видами,-- ответил Общественность, и участковый понял, что имеет дело научным работником.
-- Но нигде не записано, что он не имеет права этого жить,-- попытался все же возразить участковый.
-- Тогда покажите мне, где записано, что он имеет такое право,-- сказал Общественность, и участковый понял, что имеет дело с умным человеком.
И все же он сомневался, стоит ли принимать меры против Балахона, который никогда мухи не обидел. Общественность это понял и нажал на логику.
-- Вот вы находитесь на государственной службе, у вас есть обязанности, и вы их исполняете, за что получаете заработную плату...
На это участковый ничего не смог возразить.
-- Рабочий выполняет свои обязанности у станка и получает за это заработную плату. Станок, конечно, собственность государственная, и рабочий ее, то есть его, эксплуатирует, но за это отдает государству продукт своего труда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87