Грубые голоса выкрикивали приказы, слышен был звон мечей. Тараном вышибали главные ворота, глухие удары разносились в ночном воздухе.
Но внутри управы никто не шелохнулся.
Треснули доски, тяжелые створки повалились на землю. Двадцать негодяев, потрясая дубинками, копьями и мечами, ворвались внутрь. Предводительствовал здоровенный детина с факелом в руке.
Вломившись в первый дворик, они принялись кричать:
— Где этот судейский пес? Где этот презренный начальник?
Детина вышиб пинком дверь во внутренний двор и посторонился, пропуская вперед свою шайку.
Во дворе негодяи остановились, поскольку кругом был кромешный мрак.
Внезапно все шесть дверей приемной распахнулись настежь; двор озарился светом десятков больших свечей и фонарей, которые стояли в два ряда внутри помещения.
Нападавшие, ослепленные внезапным светом, почти не видели окруживших их справа и слева солдат. Свет играл на их шлемах и на золоченых остриях пик, изготовленных к бою. Возле лестницы они увидели отряд судебных приставов с обнаженными мечами.
На верхней ступеньке появилась внушительная фигура в полном церемониальном убранстве, мерцающем в свете факелов золотом шитья, и с крылатой судейской шапкой на голове.
Рядом с судьей виднелись два высоких воина в форме кавалерийских тысяцких. Их латы и наплечия сверкали, и цветастые плюмажи свисали с макушек остроконечных шлемов. Один из воинов сжимал в руках тугой лук со стрелой наизготове.

Вооруженные негодяи врываются в управу
Громогласным голосом судья возгласил:
— Перед вами уездный начальник Ланьфана! Сложите оружие!
Детина с обнаженным мечом первым оправился от неожиданности.
— Прорывайтесь наружу! — скомандовал он сообщникам.
Но не успел он занести меч, как уже рухнул на землю, хрипя и корчась, — стрела Цзяо Дая пронзила ему горло. И тут же чей-то властный голос приказал из приемной:
— Напра-во!
В ответ на эту команду раздался топот ног и лязг железа. Негодяи в растерянности переглядывались. Один из них закричал:
— Братья, нам конец! Здесь армия! — и с этими словами бросил свою пику к нижней ступени лестницы. Затем, отстегивая пояс с висевшим на нем мечом, он молвил: — Ну что же, за шесть лет я дослужился до старшины. Видно, снова мне придется начать с рядового!
Услышав эти слова, Ма Жун рявкнул:
— Кто здесь называет себя старшиной?
На это говоривший заученно отчеканил:
— Старшина Лин, шестая пехотная рота, тридцать третья армия Левого Крыла. Слушаю и повинуюсь, господин тысяцкий!
— Все дезертиры — шаг вперед! — приказал Ма Жун.
Еще пятеро вышли вслед за старшиной и встали по стойке «смирно».
Ма Жун изрек сурово:
— Всем вам предстоит предстать перед трибуналом.
Между тем остальные негодяи сдали свое оружие приставам, которые связали им руки за спиной.
Судья сказал:
— Тысяцкий, спросите их, сколько еще дезертиров насчитывается в Ланьфане.
Ма Жун громко повторил вопрос судьи старшине.
— Около сорока, господин!
Судья Ди погладил бороду.
— Видно, вам придется навестить еще несколько приграничных уездов, — сказал он Ма Жуну. — Мне нужны солдаты. Предлагайте всем дезертирам вновь поступить на службу и обещайте им прощение от главнокомандующего.
Ма Жун немедленно скомандовал:
— Старшина Лин и пять рядовых! Тотчас же возвращайтесь, откуда пришли, и предстаньте здесь к полудню. Снимите с себя эти штатские тряпки и облачитесь в уставное обмундирование!

Ма Жун и Цзяо Дай арестовывают преступника
Шестеро дезертиров прокричали «Есть!» и ушли.
Судья Ди сделал знак. Приставы повели пленников в тюрьму, где их уже поджидал Дао Гань.
Дао Гань начал записывать имена бандитов; пятнадцатым, и последним, оказался не кто иной, как отпущенный им смотритель тюрьмы. Лицо Дао Ганя расплылось в широкой ухмылке.
— Ты не ошибся, мерзавец! И верно, ты вернулся сюда раньше, чем я тебя ожидал.
С этой речью Дао Гань открыл дверь камеры, где и прежде сидел смотритель, и втолкнул его туда мягким пинком.
На главном дворе новоиспеченные солдаты, рекрутированные Фаном, положили пики на плечо и направились маршем в казарму стражи.
Судья Ди увидел, как они маршируют, и с улыбкой молвил Ма Жуну:
— Совсем неплохо для одного дня занятий!
Затем Ди спустился вниз по лестнице. Два пристава заперли двери приемной, откуда перед этим вышел десятник Хун, нагруженный старыми котелками, чайниками и железной цепью.
Судья Ди заметил:
— У тебя голос настоящего командира, десятник!
* * *
На следующее утро на рассвете три всадника выехали из здания управы.
Посредине, в охотничьей одежде, ехал судья Ди. Рядом с ним, в форме кавалерийских тысяцких, которая придавала им внушительный вид, ехали Ма Жун и Цзяо Дай.
Они скакали на запад; по дороге судья обернулся в седле и увидел большой желтый флаг, который развевался на крыше управы. На флаге было написано красными иероглифами: «Штаб армии»
— Мои красавицы трудились над этим полотнищем всю ночь! — с улыбкой сказал судья своим спутникам.
Всадники направлялись к усадьбе Цзянь Моу.
Перед воротами усадьбы стояли четверо дюжих молодцов, вооруженных алебардами.
Ма Жун осадил коня прямо перед ними. Указывая плеткой на ворота, он приказал:
— Отворяйте!
По всей видимости, дезертиры, отпущенные ночью, уже разнесли слух о прибытии солдат. Охрана колебалась недолго: ворота отворились, и судья Ди со спутниками въехали внутрь.
В первом дворе несколько десятков человек, столпившись, возбужденно о чем-то беседовали. Увидев всадников, они немедленно замолчали и начали оценивающе рассматривать незнакомцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82