Давай отведи меня в местечко повеселей. Да чтоб не дорого, понял?
Говоря эти слова, Ма Жун развернул сводника и пнул его под зад.
— Конечна, вже конечна, господин, — залепетал чужеземец и повел Ма Жуна в какой-то закоулок.
С двух сторон стояли одноэтажные дома. Некогда их фасады были богато украшены лепниной, но ветер и дождь смыли с нее позолоту, и никто не позаботился обновить ее.
Рваные засаленные занавески висели в дверных проходах. Из-за ширм густо накрашенные девицы на дикой смеси китайского и чужеземных наречий зазывали к себе мужчин.
Провожатый завел Ма Жуна в дом, который выглядел слегка лучше, чем прочие. Два больших бумажных фонаря освещали вход.
— Вот мы вже и приходить, господин, — сказал сводник. — Тут все уйгурские принцессы, каждая.
И добавил какую-то сальность, а затем протянул грязную ладонь за вознаграждением.
Ма Жун схватил сводника за горло и несколько раз ударил затылком о покосившуюся дверь.
— Это — вместо барабана, возвещающего о моем прибытии! — сказал он. — Вознаграждение получишь от своей хозяйки и не пытайся заработать дважды, ублюдок!
Дверь открылась, на пороге появился обнаженный верзила с выбритым наголо черепом. Он подозрительно воззрился своим единственным глазом на Ма Жуна; на месте другого глаза у верзилы был отвратительный багровый рубец.
— Этот пес, — злобно прорычал Ма Жун, — хочет получить с меня чаевые, которых он не заработал.
Верзила повернулся к своднику и заорал:
— Убирайся! Деньги получишь позже!
Затем он мрачно буркнул Ма Жуну:
— Заходи, путник!
В комнате царил отвратительный запах подгоревшего бараньего сала и стоял удушливый чад. Посреди земляного пола возвышалась огромная чугунная жаровня с тлеющими углями, вокруг которой на низеньких деревянных скамеечках сидело с полдюжины людей; они жарили куски сала, насаженные на медные спицы. Мужчин было трое, они разоблачились до пояса, оставшись в одних мешковатых шароварах. Цветной бумажный фонарик слабо освещал их потные лица. Женщины были одеты в широкие муслиновые юбки, красного или зеленого цвета, и коротенькие безрукавки, их волосы были убраны в тугие косы, переплетенные красными шелковыми нитями. Безрукавки они не застегивали, оставляя нагими груди.
Привратник подозрительно смотрел на Ма Жуна.
— Пятьдесят монет за еду и за женщину, платить вперед, — сказал он.
Ma Жун пробурчал что-то и принялся рыться в рукаве. Он извлек оттуда связку медяков и с трудом развязал узел на веревке. Затем неторопливо отсчитал пятьдесят монет и положил их на грязный прилавок.
Привратник протянул к ним руку, но Ма Жун быстро схватил его за запястье и прижал руку к прилавку.
— А выпивка входит в счет? — прорычал он.
Боль исказила лицо привратника.
— Нет! — простонал он.
Ма Жун отпустил руку и оттолкнул привратника. Затем он собрал монеты и сказал:
— Не пойдет! Пойду поищу местечко подешевле!
Привратник алчно взирал на ускользающую от него горсть медяков.
— Ладно, — сказал он. — Получишь кувшин вина!
— Так-то лучше, — сказал Ма Жун и направился к компании, собравшейся вокруг жаровни. Подражая другим мужчинам, он скинул халат с плеч, обнажив руки, а пустые рукава халата обмотал вокруг поясницы. Затем он уселся на свободную скамью.
Присутствующие оценивающе посмотрели на его могучий торс, покрытый шрамами.
Ма Жун взял с огня спицу с бараньим салом. Он любил вкусно поесть, поэтому его чуть не вытошнило от отвратительного запаха. Тем не менее он снял зубами кусок сала и съел его.
Один из троих уйгуров был очень пьян. Он обхватил рукой соседку за талию и раскачивался из стороны в сторону, напевая какую-то варварскую мелодию. Пот струился по его лицу и плечам.
Двое других не пили. Оружия при них не было, но Ма Жун знал, что их тугие, похожие на веревки, мышцы не стоит недооценивать. Они оживленно что-то обсуждали меж собой на родном языке.
Владелец поставил на пол перед Ма Жуном маленький глиняный кувшин.
Одна из девушек встала и подошла к прилавку. Взяв с полки трехструнную лютню, она запела, подыгрывая себе на ней. Голос у нее был грубый, но мелодия песни оказалась не лишенной изящества. Ма Жун заметил, что широкие муслиновые юбки почти ничего не скрывали от взора, поскольку тонкая ткань просвечивала.
Из двери в задней стене появилась девушка, привлекательная особой грубоватой красотой. На ней не было ничего, кроме свободной юбки из выцветшего шелка. Нагой торс отличался изяществом, но руки и груди были испачканы сажей; видно, девушка работала на кухне у очага. Босые ноги ступали по глинобитному полу.
Когда девушка подсела к Ма Жуну, на ее круглом лице мелькнула улыбка.

Встреча Ма Жуна и Тулби
Ма Жун поднес кувшин к губам и отпил глоток огненной жидкости. Затем он сплюнул на угли и спросил:
— Как тебя звать, красотка?
Девушка еще раз улыбнулась и покачала головой, показывая, что не понимает по-китайски.
— Ну и ладно, я с этой бабой болтать и не собирался! — сказал Ма Жун двум мужчинам, сидевшим напротив.
Тот, который был повыше, захохотал и спросил на чудовищном китайском:
— А как твое имя, незнакомец?
— Меня звать Юн Бао, — ответил Ма Жун. — А тебя?
— Меня все зовут Зверолов, — отозвался тот. — А девушку твою кличут Тулби. Зачем сюда пожаловал?
Ма Жун со значением посмотрел на Зверолова и положил руку на бедро Тулби.
— Ну, за этим так далеко можно было не ходить, — ухмыльнулся Зверолов.
Ма Жун злобно оскалился и встал с места. Девушка попыталась помешать ему, но он гневно оттолкнул ее. Подойдя к Зверолову, он схватил его за руку и заломил ее за спину.
— По какому праву ты меня допрашиваешь, грязный пес?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82