По крайней мере так казалось Мерседес, пока она не легла в полном одиночестве в свою собственную. Никогда еще эта кровать с пологом на четырех столбиках не казалась ей такой огромной.Она вытянулась под одеялом, полежала на левом боку, потом на правом. Пробовала поджать ноги и свернуться клубочком, обнять подушку. Упершись взглядом в потолок, она ждала, когда глаза ее привыкнут к темноте и начнут различать знакомые трещинки и пятна на потолке, Перевернувшись на живот, она зарывалась лицом в подушку и упиралась пальцами ног в матрац. Наконец, поняв, что все это бесполезно, Мерседес зажгла лампу на ночном столике и раскрыла книгу, которая всегда вызывала у нее непреодолимое желание спать. Прочитав самым внимательным образом три раза подряд одну и ту же страницу, при этом ни разу не зевнув и ничего не поняв, она отложила книгу в сторону.Тогда Мерседес надела свое просторное домашнее платье, покрепче запахнула его и неслышно, на цыпочках подошла к двери. Горячее молоко — вот что ей нужно! Как это она не подумала о нем раньше!Внизу внимание Мерседес привлек луч света, пробивающийся из-под дверей библиотеки. Она остановилась, прислушиваясь. Наверное, Колин так долго засиделся. А может, кто-то оставил горящую лампу без присмотра? Мерседес уже почти прикоснулась к двери, но тут же отдернула руку и продолжила свой поход в кухню, сказав себе, что она в любом случае не отвечает за чужие грехи.Кухня показалась ей огромной и пустынной. Мерседес налила молока в маленькую кастрюльку, поставила ее на плиту и разожгла лучину в печи. Потом уселась на край старого дубового стола, положила босые ступни на стул рядом и стала ждать, когда появится знакомый запах горячего молока.— Вы думаете, что мне это может пригодиться?Мерседес оглянулась так быстро, что чуть не упала. Одной рукой она вцепилась в край стола, а другой ухватилась за сердце, будто боялась, что оно выскочит из груди.На пороге кухни стоял Колин. Спиной он опирался о дверной косяк, но в позе его не хватало обычной свободы.Мерседес с одного взгляда поняла, что ее ночной гость нуждается в физической поддержке, чтобы оставаться в вертикальном положении. Его светлые волосы были в полнейшем беспорядке и торчали во все стороны, как куча соломы.Его зоркие, обычно непроницаемые черные глаза сейчас казались какими-то плоскими и чуть глуповатыми. Тонкая, скептическая усмешка куда-то пропала, словно у него не хватало силы удерживать ее на лице. Уголки рта были слегка опущены. Он окинул взглядом кухню. Вид у него при этом был весьма смущенный. Потом опять посмотрел на Мерседес виновато и с надеждой.Мерседес сидела не двигаясь.— Вы пьяны, — холодно сказала она.Колин взвесил в уме ее слова. В голове у него шумело, пол ускользал из-под ног, а язык с большим трудом ворочался во рту.— Д-думаю, вы правы, — с удовольствием заметил он.— Я знаю, что я права, — сказала Мерседес. — Уж на это я насмотрелась достаточно. — Отцепившись наконец от стола, она толкнула ему навстречу стул. — Садитесь, а то упадете.Колин сделал попытку посмотреть на стену, которую он подпирал своими мускулистыми плечами.— Стена достаточно крепкая.Мерседес пододвинула стул поближе.— Садитесь!Покачиваясь, Колин сделал несколько нетвердых шагов, развернул стул сиденьем к себе и, широко расставив ноги, чтобы не промахнуться, тяжело плюхнулся на него верхом. При этом он ей и поклонился столь же неуклюже, сколь и щеголевато.— Вам не нужно сейчас горячего молока, — сказала она, отходя к плите. — От него вам станет только хуже. Сколько вы выпили?Колин поднял три пальца.— Три пальца?Это было совсем не много. Граф мог спокойно опустошить целый графин с гораздо меньшими последствиями, чем были у Колина от одного стакана.Вздохнув, она наклонила кастрюльку. Молоко зашипело, стекая по раскаленной стенке.— Может, вы лучше расскажете мне, что вы пили?— Кажется, сначала был бренди.— Сначала?— А потом виски.Мерседес, кажется начинала понимать.— Вы и виски выпили на три пальца?— А на закуску портвейн.— Портвейн? — Мерседес скривилась. — Вы выпили бренди и виски? А потом еще и портвейн?Колин обнял спинку стула, положил на верхнюю пере-кладину подбородок и кивнул. Потом застенчиво улыбнулся.— Вы думаете, что это было глупо?— Вы сейчас слишком пьяны, чтобы понять, до какой степени глупо, — сказала она. Мерседес с трудом скрыла улыбку. — Зато утром вы оцените это в полной мере. Головная боль покажется вам самой безобидной из всех напастей.Она сняла кастрюльку с плиты и налила горячее молоко в кружку. Осторожно потягивая его маленькими глотками, она смотрела на Колина поверх края кружки сквозь поднимающийся пар. Его веки сами собой закрывались, а симпатичное лицо искажалось комическими гримасами, когда он пытался подавить зевоту. «Вот оставить бы его здесь, — подумала она. — Тогда к ужасной головной боли, ожидающей его поутру, добавились бы еще затекший свинцовый затылок и тупая боль в спине». Мерседес вздохнула.— Поднимайтесь, — сказала она. — Я помогу вам добраться до вашей комнаты.Это оказалось не так просто, как она предполагала. Рука Колина тяжело давила на плечи Мерседес, и ей пришлось еще подставить бедро, чтобы он не заваливался на бок. Такой вот далеко не грациозной походкой они с трудом добрались до холла, а впереди как неприступный горный пик возвышалась главная лестница на второй этаж. На полпути к вершине Колин решил, что необходимо передохнуть. Об этом он сообщил Мерседес очень простым путем: он вывернулся из-под ее руки и, поджав под себя ноги, рухнул словно карточный домик. Мерседес оставалось лишь радоваться, что она не оказалась погребенной под ним и не упала к нему на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142