В темно-карих глазах Эдвины вспыхнуло презрение.
Финни едва не заплакала: что же теперь она сделала не так?
Прошло несколько секунд, прежде чем она заметила, что никто, кроме нее, не притронулся к цветку. Девушка поняла, в чем ее промах. Американцы, очевидно, не едят настурцию.
Ее мать слегка покраснела. Брат охнул. Эммелина что-то пробормотала.
Ее выручил Мэтью.
– Настурции приготовлены специально для вас, мисс Уинслет, – раздался его тихий, повелительный, грудной голос. – Я сказал матушке, что в Африке это изысканное блюдо, и она приказала подать их на стол. Не так ли, матушка?
– Ах да, милый, – промолвила Эммелина, и ее серые глаза лукаво блеснули.
Мэтью пристально посмотрел на Финни. Она не знала, что и думать. Ей хотелось опрометью выбежать из столовой. Но тут мистер Готорн-младший, не отрывая глаз от ее лица, взял с тарелки цветок и откусил несколько лепестков.
У Финни вдруг защипало в глазах. До чего же он непредсказуем, этот мужчина! То злится, то становится необычайно заботливым. Как тогда в Африке.
Мисс Уинслет заставила себя дожевать лепесток. Спустя мгновение Эммелина взяла с тарелки настурцию.
– Надеюсь, они так же вкусны, как и те, что вы ели в Африке, мисс Уинслет. Мне так хотелось попробовать. С трудом дождалась. – Эмили откусила кусочек, тщательно прожевала и с невозмутимым видом проглотила.
Гости, один за другим, бормоча что-то себе под нос, последовали ее примеру. Все, кроме Эдвины Рейнз. Та сидела не шелохнувшись, с хмурым видом.
– Ну же! – взревел Мэтью, грохнув кулаком по столу. Серебряные ножи и вилки, подпрыгнув, со стуком упали на фарфоровые тарелки.
Оправившись от испуга, Эдвина взяла цветок и откусила верхушку.
Мэтью после последнего промаха Финни, похоже, понял, в каком затруднительном она положении. И теперь после каждой смены блюд незаметно показывал ей, каким прибором следует пользоваться.
Здесь были вилки для салата и для мяса. Ножи для сыра и ложечки для кофе. Всего четырнадцать предметов в каждом приборе. К концу обеда Финни почувствовала, что еще немного – и она лопнет от обилия съеденной пищи. В то же время она гордилась собой. За обедом, длившимся довольно долго, она допустила всего одну оплошность.
Во всяком случае, до тех пор, пока не стали расходиться гости и она не заметила пропажи браслета матери. Мисс Уинслет бросила взгляд на столовую, но тут Грейс Болдуин, прощаясь, протянула ей руку.
Не долго думая Финни тоже протянула руку, а левую по привычке сунула под мышку.
Глаза у Грейс округлились. Ее мать охнула. А низенький толстый старикашка мистер Болдуин, не сдержавшись, громко расхохотался.
Финни забыла о браслете, поскольку центром внимания стала ее рука, которую она сунула под мышку.
Нестер раздраженно хмыкнул и, выхватив у лакея пальто, попрощался со всеми.
Тряхнув головой, Финни опустила руку и деланно улыбнулась, ненавидя себя за то, что на глаза навернулись слезы.
Глава 3
– По-моему, тебе пора снова жениться.
Мэтью остановился как вкопанный.
Званый обед накануне вымотал его. Полученные в Африке раны и увечья все чаще давали знать о себе.
Он только что вошел в родительский особняк, куда приехал из собственного дома на Мальборо-стрит. Услышав голос матери, он поднял голову и увидел ее на верхней площадке лестницы. Ее рука покоилась на перилах из красного дерева.
Особняк Готорнов, выстроенный в начале века Чарлзом Булфинчем, выделялся среди прочих и считался достойным подражания. В меру большой, он выгодно отличался от некоторых домов на Бэк-Бей.
Стены комнат были обиты панелями из ценных пород дерева и увешаны восточными коврами. Убранство изящное и изысканное, но не броское. Фарфоровые вазы времен китайской империи Мин стояли на высоких постаментах. На стенах висели бесценные картины. На произведения искусства не жаль тратить деньги. Прекрасное вложение капитала. А вот позолоченные розетки и мраморные балюстрады – это расточительство. Так, во всяком случае, говорил его отец.
Мэтью молчаливо ждал, не смея проронить ни слова. Из-за шума в голове, боли в руке и плече ему трудно было сосредоточиться. Окружающие видели лишь шрам на его лице. И только врачи знали, как сильно он искалечен, сколько осталось у него на теле рубцов после того несчастного случая, когда полтора года назад он овдовел.
Порой ему просто не верилось, что в его жизни с тех пор произошли столь разительные перемены.
– Я смутила тебя, – произнесла Эммелина, с королевской грацией спускаясь по лестнице и ласково улыбаясь ему.
Подойдя к сыну, она положила ладонь на его запястье. Ему понадобилось все его самообладание, чтобы не застонать.
Он вспомнил докторов. Выражение их лиц, их встревоженные взгляды. Однако Мэтью так до сих пор и не знал, то ли они обеспокоены его состоянием, то ли тем, как сказать одному из самых богатых и некогда влиятельных граждан Бостона, что он никогда не поправится, хотя не так давно уверяли его в обратном.
Когда доктора впервые сказали ему о своих опасениях, Мэтью отказывался верить. Но с каждым днем покалеченная рука все хуже слушалась его. Она слабела, и как раз прошлой ночью, не соберись он с силами, ему пришлось бы туго. С огромным трудом ему удавалось скрывать свое состояние.
– Мэтью, мне больно на тебя смотреть, – произнесла Эммелина. – Брак пошел бы тебе на пользу.
– Я никогда больше не женюсь, мама, – с горечью ответил он.
– Перестань жить прошлым! – воскликнула миссис Готорн. – Кимберли умерла. Ты должен смириться с этим!
При воспоминании о жене у него заходил кадык. Их брак продлился семь лет. С первой встречи он знал, что она станет его женой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72