что
показывали да как. Главное, конечно, кино. Сначала была "Мария", потом
"Роза", теперь "Тропиканка". Миколавна глядит эти фильмы дважды: утром
и вечером. Помнит их наизусть. А тетке Дуне всегда недосуг. Утром - в
бегах, а вечером - засыпает. Включит телевизор - и заснет перед ним.
Порою за полночь светят синим ее окошки. Это - включенный телевизор. А
хозяйка спит. Все проспит, а узнать любопытно: про Марию, про Розу -
они ведь, считай, свои. Спасибо Миколавне, она доложит в подробностях,
кто, как и с кем.
Течет неспешный рассказ.
Просторная скамейка возле крыльца. Во дворе - вечерние тени. Тетка
Дуня сидя тут же задремывает под мерный рассказ. Голова ее клонится,
клонится, и даже храп раздается.
- Ты чего не слухаешь, спишь?! - окликает ее Миколавна.
Тетка Дуня вскидывается и говорит в свое оправдание:
- Ныне, гутарят, такая и смерть будет: поснем все - и конец.
- Кто гутарит?
- Люди. В магазине, в очереди.
- Брешут они. А в каком магазине?
- Возле станции.
- Ты и туда добралась?
- С бутылками. Мишка два мешка притянул. Говорит, сдай. А в нашем
магазине не берут их. И на площади не берут. Пришлось туда переть.
Мишка - это сын тетки Дуни. У нее две дочери, сын. Все отдельно жи-
вут.
- Здоровье у тебя хорошее, - говорит Миколавна, - вот ты и прешь.
- Откель? - слабо протестует тетка Дуня. - Ныне с утра под лопатку
ширяет. Ширь да ширь, ширь да ширь.
- Мало ширяет. Надо бы - до болятки, - свое гнет Миколавна. - Не
жалься. Хорошее у тебя здоровье, прямо кониное.
Это уже - обида. Трудно ее стерпеть. Но приходится. Тетка Дуня тер-
пит, горько вздыхая, склоняя седую голову.
- Кониное... - бьет и бьет ее Миколавна. - У меня вот здоровья нет,
я дома сижу. А ты - как на шильях, с утра до ночи скачешь и скачешь.
- Сравнила... - дрогнул тетки Дунин голос. - Меня нужда гонит. Кабы
не нужда...
В этом вся суть: Миколавна - богатая, а тетка Дуня - бедная. Потому
и носит чужие горшки. Это понятно всем.
- Денег мне хватит, - при случае говорит Миколавна. - И еще оста-
нутся.
Наши люди и впрямь живут небогато, но еще и прибедниться не прочь,
чтобы не гневить Бога. Миколавна же напрямик режет: "Мне денег за гла-
за... Еще и останутся".
Вся улица знает: так оно и есть. В голодные годы, после войны, Ми-
колавна работала в столовой, при хлебе. Потом всю жизнь торговала.
Тогда это называлось спекуляцией. Так ее за глаза и величали - "спеку-
лянтка проклятая". Теперь это дело обычное: поехать в Москву, тряпок
купить, в поселке их продать подороже. Прежде такое занятие осуждалось
и даже преследовалось по статье уголовной. Миколавна кого надо из ми-
лицейских кормила да поила. Берегли ее. И она ездила в Москву, в Ле-
нинград, в Прибалтику, привозила оттуда ковры, обувь, одежду. В нашем
старом доме до сих пор висит немецкий ковер с оленями. Покупали у Ми-
колавны. Еще, я помню, долго носил зеленые шаровары "с начесом". Тоже
из ее рук. Наши магазины в поселке были бедны, а уж про хуторские, ок-
рестные, нечего и говорить. По хуторам Миколавна и ездила. Откуда у
колхозников деньги? У них - трудодни. Она и "благодетельствовала", ме-
няя привезенное добро на масло, сало, козий пух, пряжу, яички. Пряли
на нее и вязали. Теплые перчатки, носки, пуховые платки, береты ехали
с Миколавной на край света, на Север, к людям денежным. Оттуда везла
меховые воротники. Не в поселок наш, Богом забытый, а к грузинам, в
Тбилиси. Оттуда - товар иной. Колесом шли дела, ходором.
Другая статья дохода - огород. Он у Миколавны - немереный. Была в
силах, то справа, то слева у соседей прихватывала, в задах прирезала
немалый кус. Покойный мужик ее на этой земле все долгое лето мытарил-
ся. Одной картошки до двадцати мешков накапывали; помидоры да огурцы
первыми на продажу везли. Туда же - яблоки, абрикосы, виноград. Но
умер старик, у Миколавны ноги стали отказывать. Тут она и осела. Нача-
лась обычная старость. Но вся улица знала: Миколавна богатая.
А тетка Дуня всегда считалась бедной. Работала уборщицей, муж - шо-
ферил, двух дочерей и сына они растили. Овдовев и пенсию уже получая,
тетка Дуня подрабатывала там и здесь: мыла полы в конторах, топила пе-
чи. Дело в том, что огород у тетки Дуни - две грядочки да пара рядов
картошки. Это по-настоящему изъян великий. От земли живем. А уж стари-
ки-пенсионеры тем более. Круглый год своим кормятся: картошка, капус-
та, лук, огурцы и прочее. Кормятся, да еще и на базар несут - к пенсии
добавка. У тетки Дуни земли - с гулькин нос, вот она и скачет, и к Ми-
колавне прилепилась, вначале вроде по-соседски, а теперь - "милосер-
дия". Какая ни на есть, а копейка.
- Мою милосердию не видал? Увеялась - и знаку нет.
Днем бывает по-всякому. Но рано утром и к вечеру шлепают через ули-
цу тетки Дунины калоши - "милосердия" прибыла.
- Любит она со мной завтракать и ужинать,- не таясь, объявляет Ми-
колавна.
Тихий вечер. Тишина смыкается над дворами и улицей. В зарослях смо-
родины, вишен да слив густеют ранние сумерки. В соседнем дворе гото-
вятся к позднему чаю. Недвижная Миколавна: круглое пухлое лицо ее,
словно летняя луна большая. Короткие команды:
- Столик ближе подвинь. Еще чуток.
- Каймак в холодильнике. Там щи старые, себе забери.
- Булки принеси.
- Колбасу. И яички вареные. Поем, а то в желудке нехорошо. Весь
день не было аппетита.
- Молоко неси, забелить.
Тетке Дуне дважды повторять не надо. Она - скок да скок, шлеп да
шлеп калошами: в коридор, в хату, к холодильнику. Все она знает. Не
первый день при Миколавне, не первый год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13