Брату герцога Вандомского Конде было чуть больше двадцати лет; это был настоящий принц из дома Бурбонов: худощавый, бледный и необычайно ловкий, несмотря на искривленное плечо, на которое он просто не обращал внимания, поскольку не нуждался ни в поощрении окружающих, ни в их снисхождении. У принца Конде, младшего брата, были все задатки повелителя. Под слоем косметики таились приметы будущего величия — уже и сейчас его отмечали, с ним считались. Даже праздный, он представлял собой силу, которой нельзя было пренебрегать: относительно него и еще троих дворян из ближайшего окружения короля взахлеб передавали самые невероятные, самые скандальные слухи.Вторым из этого маленького кружка был его старший брат, Жан де Бурбон, сьер Энгиенский, смуглый и красивый — он недавно вернулся из Лондона вместе с младшим из Гизов и теперь сидел здесь же, за этим столом; один из его локонов был выкрашен в розовый цвет. Д'Энгиен был не богаче, чем Конде, но так же привык потакать своим желаниям и вел такую же веселую жизнь, чуть более беспутную и, уж разумеется, более эксцентрическую по самой своей сути. Не любить его было трудно, и немногие на это отваживались.В Лондоне д'Энгиен оставил третьего галантного кавалера, Франсуа де Вандома, видама 26) Шартрского. Любимец шотландской королевы-матери, видам сочетал блеск и обаяние с тонким дипломатическим умом: если на повестке дня стояло заключение договора с какой-нибудь пожилой королевой, посылать следовало именно его. В настоящий момент в Лондоне он очаровывал английских дам своими праздниками, каждый из которых обходился ему в четыре тысячи крон, и на этих веселых собраниях даже самые чопорные вельможи двора забывали о приличиях — д'Энгиен привез во Францию крайне остроумный рассказ о том, как герцог Саффолк на одном из вечеров видама переоделся монахиней. Живого нрава, суеверный, вечно замышляющий что-то, видам был самым приятным сотоварищем из всей четверки.И, наконец, рядом с королем стоял Жак д'Алъбон, сеньор де Сент-Андре, маршал Франции — солдат, вельможа, сын правителя Лиона, богатый, безрассудно смелый и находящийся в зените власти, он был лет на двадцать старше своих троих друзей.Четырнадцать лет тому назад, когда Генрих стал наследным принцем, он приблизил к себе Сент-Андре, чтобы тот его научил, как сделаться королем для придворных и полководцем для армии, — Диана же постаралась преподать ему навыки более нежных искусств. И так же, как и в случае с Дианой, растущая привязанность дофина к его наставнику стоила Сент-Андре немилости короля Франциска. Сразу после смерти Франциска свежеиспеченный король сделал Сент-Андре членом Тайного совета, маршалом Франции, кавалером ордена Святого Михаила, первым камергером, а позже отдал своему любимцу должность правителя Лиона, которая принадлежала его отцу. Проницательный, отважный, состоящий в близкой дружбе с королем, Сент-Андре разделял с тремя своими товарищами, с младшими из Гизов и с прочими остроумными, образованными и в меру безнравственными светочами двора вкус к роскоши и счастливый дар расточительства, которые и сделали из Франции притчу во языцех для всей Европы.Из этих четверых придворных трое пострадали от немилости старого короля и какое-то время жили, по меркам таких людей, как Конде или видам, почти в нищете — последний, как простой постельничий Франциска, получал годовое жалованье в жалких двенадцать тысяч крон. Всем им пришлось пораскинуть мозгами, чтобы выйти из этого положения: видам отказался жениться на младшей дочери Дианы, за что его приблизила к себе королева; а принц с большим умом пользовался благосклонностью замужних придворных дам. Так и в этот вечер Конде всячески избегал смотреть на супругу маршала Сент-Андре, даря все свое внимание прекрасной и чопорной принцессе Ла Рош-сюр-Йон, которая сидела справа от него. Шестым чувством придворного угадав дилемму между обязанностями короля и его склонностями, принц Конде всеми силами старался потакать вторым, а следовательно, не пытаясь даже притвориться любезным, беспрестанно демонстрировал Тади Бою Баллаху свою круглую, расшитую драгоценными камнями спину.Тади Бою было все равно. Он сидел на своем конце стола нахохлившись, как черный дрозд в холода, и уписывал за обе щеки.В этот вечер подавали девять перемен блюд, украшенных перьями и лентами. Под нескончаемые звуки фанфар красивые пажи в серебристых одеждах разносили еду. Зажав нож в руке и уткнувшись в тарелку, Тади Бой бормотал время от времени:— Вот уж чудеса так чудеса. Один раз прогудели — явилась ветчина, два раза — каплуны, а как прогудят три раза — что, на пажей кидаться?Луи Конде, оживленно болтавший с соседкой, лишь на мгновение запнулся. Он сидел достаточно далеко от королевского стола и мог позволить себе немножко посплетничать: философические диалоги с Маргаритой Французской хороши в свое время и в своем месте, но здесь, с принцессой, можно и расслабиться. Они уже обсудили, как на последней ярмарке в Сен-Жермене бойко шли пояса невинности, удвоившие доходы скобяных дел мастера, которому, впрочем, вскорости пришлось бежать, спасаясь от гнева придворных кавалеров; и теперь перешли к треугольнику между Эстутвилем, его любовницей и молодой вдовой президента Руанского парламента — несколько лет тому назад история эта наделала много шуму и теперь еще вспоминалась.Всплыло и средство для окраски волос в каштановый цвет, вызвав буйные взрывы смеха, — иные смеялись визгливо: гостей не фаз уже обносили крепким венгерским вином. Сопровождая мелодию лютниста, на галерее звучали слаженные аккорды различных духовых и ударных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94