Это помогало найти оправдание «идее мести».
Последней каплей, переполнившей терпение роты «Чарли», стала смерть сержанта Кокси, которого разорвало на куски осколком артиллерийского снаряда. Эти скрытые хитроумные устройства, приводимые в действие прямым контактом, часовым механизмом или при помощи дистанционного управления, осуществляемого сидящим в засаде человеком, усугубили ощущение беспомощного ужаса, которое испытывали американские солдаты. В самом названии «ловушка для болвана», которое придумали для этих устройств солдаты из роты «Чарли», отражен способ их действия, превращающий человека в беспомощную жертву. В роте Кокса, ценил и как одного из наиболее опытных бойцов. Его смерть обострила у всех чувство страха, привела в бесконтрольную, несдерживаемую ярость.
На следующий день в память о Коксе и других погибших бойцах в роте отслужили панихиду. Сначала говорил капеллан, а затем целую речь произнес командир роты капитан Медина. Существовало множество вариантов той речи Медины, но, по общему мнению, она довела почти до слез солдат подразделения и словно заставила их поверить в «миссию выживших» и «миссию мести». Звучала эта речь приблизительно так: «В этом аду мы потеряли наших парней. Теперь мы должны за них отомстить, и хороши любые средства». Или, по воспоминаниям другого участника резни в Милае, Медина сказал: «У нас есть шанс отомстить врагу … Запомните, в этой стране нет невинного гражданского населения».
Из этого слушатели могли заключить, что они «должны стереть эту страну с лица земли». Другие ветераны Милай вспоминали фразы: «убивайте всех живых», «уничтожайте все живое». Эти слова звучали и как призыв, и как приказ. Впрочем, скорее как приказ, отвечавший настроениям солдат-исполнителей.
После этой речи сложилось впечатление, что «Медина хотел уничтожить как можно больше вьетнамцев. Он считал, что «это каждому дает право и возможность показать, на что способен лично он». Независимо от того, что Медина сказал на самом деле, его речь была быстро окружена ореолом славы. Говорили о погибших, а на остальных словно накладывали особую «миссию выживших». Эта речь стала как бы живой связью между гибелью бойцов роты, которая потрясла оставшихся в живых и всех, кто должен был за них отомстить собственными решительными действиями.
Допускается, что Медина не отдавал прямого приказа убивать женщин и детей. Его призыв сочетал в себе абстрактные приказы с порывом служаки, с игрой на эмоциональном настроении солдат роты. В той экстремальной обстановке это неизбежно провоцировало массовые убийства.
Но это не оправдывало убийц. Какие бы психологические объяснения теперь не пытались найти, преступление осталось преступлением, актом чудовищным, варварским.
Другой участник побоища в Милай вспоминал, что когда Медина говорил о том, что они сожгут дома вьетнамцев, уничтожат скот и запасы продовольствия, отравят воду в колодцах, капрал со смаком прошептал ему на ухо: «Вот увидишь, это будет настоящая резня. Редкое зрелище».
Расследования событий в Милай показали, что за день до произнесения этой речи Медину инструктировал командир части полковник Хендерсон. Он, недавно принявший командование бригадой, якобы говорил, что намерен «навсегда избавиться от дислоцировавшегося поблизости подразделения вьетконгонских войск», и призывал роты «вести более решительную» борьбу против них. На инструктаже выступал командующий оперативной группой полковник Баркер. Он якобы призывал «сжигать жилища вьетнамцев, затопить все тоннели, траншеи, землянки, уничтожать скот и птицу».
Состояние «накачки» после психологической установки начальства влияло на все последующее поведение подчиненного человека. Можно сказать, что любое поведение вообще – это часто ответная реакция на чье-то брошенное слово. И поведение менялось под воздействием опыта прошлого и событий настоящего.
В восемь часов утра, после артподготовки, готовые к бою американские солдаты высадились с вертолетов в общине Сонгми, в деревне Милан. Сначала убийства носили случайный характер, а потом они приняли размах массовой резни. Вьетнамцев словно, сгонял и в «стада» и расстреливали. Перед расстрелом мужчин (особенно молодых) жестоко избивали. Женщин публично насиловали; дома поджигали, скот убивали. Убийства стали прямым следствием предварительного психологического настроя; лейтенант Уильям Колли требовал не оставлять свидетелей. Солдаты зарывали жертвы в прибрежные пески…
Почти все убийства были совершены к одиннадцати часам, когда рота устроила перерыв на «обед». Было убито уже четыреста или пятьсот жителей деревни. Позднее стало известно, что в то утро в соседней деревне общины Сонгми, где орудовала другая рога из оперативной группы американской армии, было убито еще около ста вьетнамских жителей.
Во время разгула убийств американцы вели себя так, будто шел бой. Сами участники побоища в Милай обратили внимание на то, что во время стрельбы они припадали на колено, приседали, «как будто попали под ответный огонь». Они так объясняли свое состояние:» Если ты действительно думаешь, что стреляешь в группу беззащитных людей, то зачем пригибаться к земле, зачем ползать? Для чего все эти ужимки и уловки? Значит, ты думаешь, что на самом деле с кем-то воюешь. Тебе кажется, что ты можешь быть тоже убит… что они представляют для тебя реальную опасность…» А что было здесь в Сонгми? Представления людей о жизни и смерти перевернулись. «Что-то в самом восприятии изменилось… Как было воспринимать мирных вьетнамцев?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174