ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Но он лежал неподвижно, с закрытыми глазами…
* * *
11 августа Чою объявили смертный приговор. Куен увидела фотографию в газете «Тхиен ти» («Добрая воля»). Да, это был Чой. Он стоял перед столом, на котором лежала мина и моток провода. Под фотографией была подпись крупными буквами: «Телефонный звонок – требование обменять жизнь американского полковника на жизнь вьетконговца Нгуен Ван Чоя». В статье говорилось следующее: «Партизаны Венесуэлы в Южной Америке поймали американского полковника и требуют обменять его на вьетконговца Нгуен Ван Чоя. Их условия: «Если во Вьетнаме расстреляют Нгуен Ван Чоя, то час спустя в Венесуэле будет расстрелян полковник Смоленс».
Куен ждала дня, когда можно будет пойти к Мою, чтобы отнести передачу, лекарства и сообщить ему это известие.
– Только 15 октября я принта в тюрьму Тихоа. На воротах тюрьмы был натянут большой транспарант. Войдя внутрь, я увидела, – рассказывала Куен, – что все стало здесь по-другому, на всем пути в отделение приговоренных к казни стояли жандармы. Я подумала: наверно, в тюрьму скоро приедут господа из Высшего государственного совета, и жандармы выставлены как почетный караул. Молча, с корзинкой в руках я прошла между двумя рядами жандармов в канцелярию отделения. Возможно, ни одна женщина никогда не ждала своего мужа в тюрьме приговоренных к смерти так спокойно и уверенно, как я тогда. А думала, что, если смогу увидеть сегодня Чоя, я расскажу ему столько новостей, прочитаю статьи, где пишут о нем, статьи, которые я уже выучила наизусть, расскажу, с какой радостью было встречено известие об обмене Чоя на полковника Смоленса. Я ждала очень долго. Больше чем через час один из полицейских сказал мне:
– Сегодня в тюрьме встреча особых гостей, никому не разрешены посещения или передачи. Придете в другой раз.
Я попросила его передать Чою в камеру корзинку с едой, но он отказал и сказал, чтобы я приходила после полудня. Было десять часов утра. Я повернулась и опять пошла между рядами жандармов, стоявших неподвижно, словно статуи, на расстоянии одного метра друг от друга. Выйдя из тюрьмы, я увидела большую группу репортеров, вьетнамских и иностранных.
Подошла к воротам, уступила дорогу военной машине «404», везшей гроб. «В тюрьме умер заключенный», – подумала я. Около тюрьмы, по всей улице Хоахынг уже стояли охранники-жандармы. Я подошла к стоянке велосипедов и вдруг услышала:
– Это жена того, кто подложил мину под мост Конгли, да-да, это она. Почему же она возвращается?
– Они собираются убить ее мужа, а она уходит?
Я не могла поверить своим ушам. Как это может случиться?
С плачем я кинулась к воротам тюрьмы.
Створки ворот были плотно закрыты. Несколько жандармов преградили путь.
– Не смейте убивать моего мужа! Дайте мне увидеть его!
Один из жандармов схватил меня за руки.
– Приказ сверху – никого в тюрьму не пускать. Обливаясь слезами, Куен кричала, требуя, чтобы они дали встретиться с Чоем.
– Мне казалось, что я схожу с ума, что я вижу, как его выводят к месту казни…
…Это произошло в Тихоа. Чоя расстреляли в одиннадцать часов…
История Чоя была пересказана в нескольких версиях и сыграла большую пропагандистскую военно-политическую роль, имела сильный отклик не только во всем Вьетнаме, но и далеко за рубежом. Службы ведения психологической войны тоже учились работать.
Информационная война, находки и заблуждения
Этот раздел моего журналистского поиска я считаю одним из самых сложных и деликатных, ибо касается «чужих тайн», о которых нельзя было говорить в 60–80-х годах и многое до сих пор расценивается «неадекватно» в разных службах.
Война, как известно, – это густая «каша», которая варится в результате деятельности не только великих стратегов, генералов, полковников, лейтенантов, не только тайно перебрасываются армии, миллионы солдат, передвигаются танковые колонны, наносятся массированные удары авиации и артиллерии, но и задействованы все рода войск, впереди которых идет разведка, устанавливается система контактов, оперативной и технической связи. Одни разведданные добываются визуально, авиафотосъемкой, путем радиоперехвата, но они часто требуют личного подтверждения, тщательной проверки, выхода разведчика на встречи с агентами, получения достоверной информации, которая подвергается срочной обработке и отправляется в Центр. В Москву ли, Вашингтон, Париж, Пекин, Ханой? Везде система одинаковая. Меняются лишь детали, зависящие от степени технической готовности.
Главное же для разведчика – это налаживание и поддержание надежного функционирования агентурной сети, Теоретически не секрет, что такой сетью во Вьетнаме, как на Севере, гак и на Юге, обладали все – французы, американцы, японцы, КНР, СССР, другие социалистические страны, включая КНДР, Албанию, Монголию и даже Лаос. «Работали под разными флагами» и порой весьма эффективно. Вьетнамцы знали об этом, выставляли активные контрразведывательные барьеры, применяли различные меры по дезинформации, накрывали и арестовывали агентуру врага. Но что греха таить, в некоторых случаях в условиях развитой «шпиономании», усиленной жесточайшим военным временем, боевой дисциплиной, суперсекретностью (враг повсюду! Берегись! Он коварен и все подслушивает!), были неизбежны и перегибы. Теоретически в предательстве, измене, болтливости (сознательной и непреднамеренной), разглашении военных, политических, экономических, идеологических и других секретов мог подозреваться и осуждаться каждый находившийся во Вьетнаме человек.
Действовал и страшный закон, по которому за контакты с иностранцами (без различия с какими:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
* * *
11 августа Чою объявили смертный приговор. Куен увидела фотографию в газете «Тхиен ти» («Добрая воля»). Да, это был Чой. Он стоял перед столом, на котором лежала мина и моток провода. Под фотографией была подпись крупными буквами: «Телефонный звонок – требование обменять жизнь американского полковника на жизнь вьетконговца Нгуен Ван Чоя». В статье говорилось следующее: «Партизаны Венесуэлы в Южной Америке поймали американского полковника и требуют обменять его на вьетконговца Нгуен Ван Чоя. Их условия: «Если во Вьетнаме расстреляют Нгуен Ван Чоя, то час спустя в Венесуэле будет расстрелян полковник Смоленс».
Куен ждала дня, когда можно будет пойти к Мою, чтобы отнести передачу, лекарства и сообщить ему это известие.
– Только 15 октября я принта в тюрьму Тихоа. На воротах тюрьмы был натянут большой транспарант. Войдя внутрь, я увидела, – рассказывала Куен, – что все стало здесь по-другому, на всем пути в отделение приговоренных к казни стояли жандармы. Я подумала: наверно, в тюрьму скоро приедут господа из Высшего государственного совета, и жандармы выставлены как почетный караул. Молча, с корзинкой в руках я прошла между двумя рядами жандармов в канцелярию отделения. Возможно, ни одна женщина никогда не ждала своего мужа в тюрьме приговоренных к смерти так спокойно и уверенно, как я тогда. А думала, что, если смогу увидеть сегодня Чоя, я расскажу ему столько новостей, прочитаю статьи, где пишут о нем, статьи, которые я уже выучила наизусть, расскажу, с какой радостью было встречено известие об обмене Чоя на полковника Смоленса. Я ждала очень долго. Больше чем через час один из полицейских сказал мне:
– Сегодня в тюрьме встреча особых гостей, никому не разрешены посещения или передачи. Придете в другой раз.
Я попросила его передать Чою в камеру корзинку с едой, но он отказал и сказал, чтобы я приходила после полудня. Было десять часов утра. Я повернулась и опять пошла между рядами жандармов, стоявших неподвижно, словно статуи, на расстоянии одного метра друг от друга. Выйдя из тюрьмы, я увидела большую группу репортеров, вьетнамских и иностранных.
Подошла к воротам, уступила дорогу военной машине «404», везшей гроб. «В тюрьме умер заключенный», – подумала я. Около тюрьмы, по всей улице Хоахынг уже стояли охранники-жандармы. Я подошла к стоянке велосипедов и вдруг услышала:
– Это жена того, кто подложил мину под мост Конгли, да-да, это она. Почему же она возвращается?
– Они собираются убить ее мужа, а она уходит?
Я не могла поверить своим ушам. Как это может случиться?
С плачем я кинулась к воротам тюрьмы.
Створки ворот были плотно закрыты. Несколько жандармов преградили путь.
– Не смейте убивать моего мужа! Дайте мне увидеть его!
Один из жандармов схватил меня за руки.
– Приказ сверху – никого в тюрьму не пускать. Обливаясь слезами, Куен кричала, требуя, чтобы они дали встретиться с Чоем.
– Мне казалось, что я схожу с ума, что я вижу, как его выводят к месту казни…
…Это произошло в Тихоа. Чоя расстреляли в одиннадцать часов…
История Чоя была пересказана в нескольких версиях и сыграла большую пропагандистскую военно-политическую роль, имела сильный отклик не только во всем Вьетнаме, но и далеко за рубежом. Службы ведения психологической войны тоже учились работать.
Информационная война, находки и заблуждения
Этот раздел моего журналистского поиска я считаю одним из самых сложных и деликатных, ибо касается «чужих тайн», о которых нельзя было говорить в 60–80-х годах и многое до сих пор расценивается «неадекватно» в разных службах.
Война, как известно, – это густая «каша», которая варится в результате деятельности не только великих стратегов, генералов, полковников, лейтенантов, не только тайно перебрасываются армии, миллионы солдат, передвигаются танковые колонны, наносятся массированные удары авиации и артиллерии, но и задействованы все рода войск, впереди которых идет разведка, устанавливается система контактов, оперативной и технической связи. Одни разведданные добываются визуально, авиафотосъемкой, путем радиоперехвата, но они часто требуют личного подтверждения, тщательной проверки, выхода разведчика на встречи с агентами, получения достоверной информации, которая подвергается срочной обработке и отправляется в Центр. В Москву ли, Вашингтон, Париж, Пекин, Ханой? Везде система одинаковая. Меняются лишь детали, зависящие от степени технической готовности.
Главное же для разведчика – это налаживание и поддержание надежного функционирования агентурной сети, Теоретически не секрет, что такой сетью во Вьетнаме, как на Севере, гак и на Юге, обладали все – французы, американцы, японцы, КНР, СССР, другие социалистические страны, включая КНДР, Албанию, Монголию и даже Лаос. «Работали под разными флагами» и порой весьма эффективно. Вьетнамцы знали об этом, выставляли активные контрразведывательные барьеры, применяли различные меры по дезинформации, накрывали и арестовывали агентуру врага. Но что греха таить, в некоторых случаях в условиях развитой «шпиономании», усиленной жесточайшим военным временем, боевой дисциплиной, суперсекретностью (враг повсюду! Берегись! Он коварен и все подслушивает!), были неизбежны и перегибы. Теоретически в предательстве, измене, болтливости (сознательной и непреднамеренной), разглашении военных, политических, экономических, идеологических и других секретов мог подозреваться и осуждаться каждый находившийся во Вьетнаме человек.
Действовал и страшный закон, по которому за контакты с иностранцами (без различия с какими:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174