Когда царские войска миновали Гоимзваре, Георгий приказал выслать вперед знаменосца. Двенадцать латных всадников сопровождали знамя. За царем ехали триста стрелков. Свыше двух тысяч ратников следовали,за его свитой, но они еще не успели вступить в Гоимзваре. Дробная дорога шла под гору и терялась в глубине ущелья. Начались густые каштановые леса, дорогу то и дело перебегали лисицы.
Георгий заметил, что из глубины ущелья выехали всадники в латах и, поравнявшись с знаменосцем, быстро спешились и приветствовали его; затем они вновь сели на коней и направились к свите Георгия.
Царь узнал Колонкелидзе. Горная тропа была так узка, что не видно было, сколько ратников сопровождает эристава.
На расстоянии полета стрелы Колонкелидзе и его свита вновь спешились и с большой почтительностью приветствовали Георгия и его свиту.
Когда Колонкелидзе со склоненной головой подошел к царю и приложился к его руке, тот нехотя улыбнулся. Колонкелидзе стал смелее, заметив рядом с царем Мамамзе и начальника его замка Тохаисдзе. Он обвел взглядом свиту царя и пожалел, что выехал навстречу Георгию с такой небольшой свитой, — ему показалось, что царя сопровождают всего лишь триста всадников. Каштановый лес мог служить хорошим прикрытием, чтоб устроить засаду против царской дружины.
Дорога пошла в гору. За это время их догнали передовые отряды царских войск. Тут Колонкелидзе стало не по себе. Сколько же тысяч ратников идут за царем?
Беседа с царем не внушала тревоги. Был тихий солнечный вечер. Дружное фырканье коней, однотонный шум горной реки, синева высоких гор, подпирающих небо, — все это располагало к мирной беседе. Георгий, Колонкелидзе, Мамамзе и их сви-та вели такой непринужденный разговор, словно они забыли, что сошлись в этом ущелье для того, чтобы сразиться друг с другом.
Колонкелидзе был приятным собеседником. Невысокого роста, худой, но мужественный с виду, с легкой проседью в бороде, он выглядел моложавым; юношески светились его медовые глаза.
Царь несколько раз окинул его взглядом. Он припомнил вечер престольного праздника в Мцхете, когда Колонкелидзе соревновался с Шореной в верховой езде — они больше походили на брата с сестрой, чем на отца и дочь.
Падали каштаны с ветвей, нависших над дорогой, где-то в горах трубил самец-олень. Белки метались по сучьям высоких пихт.
Царь умышленно пришпорил коня. Колонкелидзе последовал за ним, и, когда они опередили свиту, эристав осторожно завел беседу о «печальном недоразумении»; он все сваливал на «чернь» — дидойцев и галгайцев — и, говоря это, не сводил с царя ласковых глаз.
С великой благодарностью говорил он о спасаларе, о том, как тот прогнал эту «чернь» за пховские горы, и тут же, как бы мимоходом, пожаловался, что хотя спасалар и взял заложников, забрал добычу доспехами и оружием, но все же повесил хевисбери.
Георгий молча посмотрел еще раз на него, потом остановил лошадь, подозвал скорохода и велел срочно передать Звиаду отныне не трогать хевисбери, немедленно покинуть Цхракари и ждать его в Панкиси.
Упоминание о Панкиси еще больше утвердило эриста-ва в надежде, что царь через Панкиси хочет идти войной на кахетинского хорепископа.
Утешало Колонкелидзе еще одно обстоятельство: он знал, что царь влюблен в Шорену. Знал он и о том, что царь не ладил с царицей. Вспомнил о том, что рассказывала ему Гурандухт: прислужницы видели, как на поминках Чиабера царь тайком посматривал на Шорену.
Рассказ Тохаисдзе совпадал с его мыслями. Георгий заставил Фарсмана отравить крест, чтобы убить Чиабера. А затем разведется с царицей и женится на Шорене.
В эту минуту Колонкелидзе твердо поверил, что царь приехал к нему, чтобы сватать Шорену. А если все это правда, то приезд Мамамзе и Тохаисдзе мог ему только помешать.
Если Георгий в самом деле разведется с царицей и женится на Шорене, Колонкелидзе готов помочь ему в борьбе с кахетинским хорепископом. Родство с царем открывало честолюбивому эриставу новые возможности. Все это казалось ему естественным и понятным, и он со спокойным сердцем ехал впереди гостей.
Колонкелидзе послал скорохода в Кветарский замок с приказом приготовиться к встрече царя и его свиты. Навстречу гостям вышли начальник крепости, семь хевистави и тринадцать хевисбери. Супруга эристава Гурандухт и дочь Шорена с приближенными и слугами встретили гостей у ворот замка.
Двести пятьдесят волов, семь оленей и свыше трехсот овец закололи в тот вечер в замке Колонкелидзе.
До начала пиршества царь и кветарский эристав некоторое время беседовали наедине, после чего совещались в присутствии пяти таоских азнауров, начальника крепости и трех хевистави.
Решили, что царь и эристав Колонкелидзе на следующий же день выступят на Панкиси и оттуда пойдут осаждать кахетинские крепости.
Царь надел кветарскому эриставу на большой палец кольцо с рубином. Он подарил ему серьги, византийский пояс, шлем и кольчугу, трех латных коней, знамя и копье. Обещал мир, на веки веков нерушимый, и полную неприкосновенность Кветарского эриставства.
Колонкелидзе пригласил царя взглянуть на стадо оленей, которое он держал в загоне во дворе замка.
— Мы их режем во время осады крепости, а в мирное время размножаем, — весело рассказывал хозяин гостю.
Сверкающими глазами смотрел царь на прекрасных животных. Самки и самцы, вытянув шеи, закинули головы, чтобы посмотреть на пришедших; над стадом заколыхался целый лес рогов. Оленята, сохранившие еще природную пугливость, робко прятались меж ног покорных матерей. Лишь одна, самая красивая самка львиного цвета, стояла в стороне под рябиной, гордо закинув голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96