inter aua: Цицерон. "О гадании", I, 29). Случалось, консул — одновременно и авгур — предпочитал не выглядывать из своих плотно занавешенных носилок-лектики, дабы не увидеть ненароком знаков, которые воспрепятствовали бы его планам ("О гадании", II, 77). После того, как предсказание было всесторонне истолковано, начиналась процедура люстрации : "негативные теофании" свидетельствовали о присутствии скверны, и от нее следовало избавиться.
На первый взгляд, непомерный страх перед чудесами и скверной можно было бы счесть суеверием. Однако тут мы сталкиваемся с разновидностью религиозного опыта: через необычное явление люди вступают в диалог с богами. Такое отношение к сакральному — прямое следствие религиозной оценки людьми явлений природы, повседневных занятий, исторических примеров, т. е. конкретного, частного и непосредственного. Обращение к ритуалу — другая сторона этого отношения. Поскольку божественная воля проявляется hic et nunc [здесь и сейчас] в виде самых разнообразных знамений и необычных явлений, важно знать, какой именно обряд будет самым действенным. Потребность узнавать — и даже в мельчайших деталях — харaктeрныe проявления каждого божественного существа вызвала к жизни сложный процесс их персонификации. Каждую из эпифаний божества с разнообразием его функций люди склонны рассматривать как отдельную «персону».
В некоторых случаях персонификации не выделяются в самостоятельные божества. Ипостаси выявляются одна за другой, но всегда складываются в группу. Так, например, сельскохозяйственный труд разворачивается под эгидой нескольких сверхъестественных существ, причем каждое из них «управляет» какой-то одной стороной этого вида деятельности — от вспашки и рыхления поля до жатвы, перевозки урожая и закладки его на хранение. Так, шутливо отмечает Блаженный Августин ("О Граде Божием", VII, 3), Ватикана и Фабулиния приглашают помочь новорожденному испустить первый крик и позднее произнести первые слова, Эдука и Полина — научить его пить и есть, Абеона — сделать первые шаги, и так далее. Все эти сверхъестественные существа призываются, однако, только для помощи в крестьянском труде или домашних делах. У них нет выразительной внешности, и их «могущество» действенно лишь в ограниченных пределах; они не имеют статуса богов.
Посредственное мифотворчество римлян и их равнодушие к метафизике уравновешивались, как мы вскоре увидим, их страстным интересом к конкретному, частному, спонтанному. Религиозный римский дух отличается прагматизмом, интересом к созидательной силе и, почти всегда, «сакрализацией» общностей — семьи, рода, родины. Знаменитая римская дисциплинированность, верность данному слову (jides) , преданность интересам государства, возведение права в ранг религии — все это обесценивало человеческую личность: индивид что-то значил лишь постольку, поскольку он принадлежал к какому-либо сообществу. Лишь позднее, под воздействием греческой философии и восточных учений о спасении, римляне поняли, что и личность божественна. Но это открытие и его серьезные последствия (ср. § 206) затронули главным образом городское население.
Общественная природа римской религиозности и, в первую очередь, важность социальной связанности, определялись у римлян понятием pietas. Несмотря на родство этого слова с глаголом piare (успокоить, стереть позорное пятно, сгладить предзнаменование), pietas одновременно означает скрупулезное соблюдение обрядов и уважение к естественным отношениям (т. е. упорядоченным в соответствии с нормами) между людьми. для сына рiеtаs значит повиновение отцу; неповиновение приравнивается к из ряда вон выходящему, чудовищному поступку; позор искупался смертью провинившегося. Наряду с pietas к богам существовали pietas к членам своей общины, жителям своего города, наконец, ко всем людям. "Гражданское право" (jus gentium) предписывало такое же отношение и к иностранцам. Эта концепция наиболее полно раскрылась "под влиянием эллинской философии, она выявила с предельной ясностью идею humanitas: прилежание к человечеству — это залог истинного родства между людьми, подобного тому, которое соединяет членов одного клана — или жителей одного города это чувство солидарности, дружбы или по меньшей мере уважения". «Гуманистические» идеи XVIII и XIX вв. лишь восприняли и развили — под лозунгом десакрализации — древнюю концепцию римского pietas.
§ 164. Домашние культы: пенаты, лары, маны
До конца языческого периода параллельно общественному культу, которым руководили профессиональные жрецы, зависимые от государства, в Древнем Риме поддерживался и сохранялся культ домашнего духа-покровителя, отправляемый pater familias. В отличие от подверженного постоянным переменам общественного культа, консервативный, ограниченный внутрисемейными событиями домашний культ почти не изменился за двенадцать веков римской истории. Эта форма религиозного поклонения, несомненно, тянется от самой глубокой древности и имеет общие черты с подобными культами многих индоевропейских народов. Центром этого культа, как и у ариев Индии, являлся домашний очаг: к нему возлагали ежедневное жертвоприношение в виде пищи, трижды в месяц — цветы и т. д. Эти ритуалы посвящались духам предков, их мифическим воплощениям — пенатам и ларам, а также духу-"двойнику" каждого домочадца — его охранительному гению, genius. Важнейшие семейные события: рождение ребенка, бракосочетание или смерть члена семьи, — требовали специальных обрядов, которыми незримо руководили духи и младшие божества. Выше мы уже называли домашних духов, окружавших новорожденного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144