Но, за исключением нескольких ценных свидетельств Геродота о мифо-ритуальном сценарии Залмоксиса, сведения о религии фракийцев и гетов крайне скудны и расплывчаты. Несмотря на изобилие материальных памятников религии (особенно эпохи императорского Рима), отсутствие письменных источников не позволяет толковать их иначе как весьма приблизительно, с известной долей сомнения. Подобно кельтам, фракийские и гето-дакские жрецы и отшельники не доверяли письму. То немногое, что нам известно об их мифологии, теологии и ритуалах, было передано греческими и латинскими авторами в interpretatio graeca и latina. Если бы Геродот не записал свои беседы с греками Геллеспонта, мы никогда не узнали бы о мифо-ритуальном сценарии Залмоксиса, и даже имя Гебелейзиса осталось бы неизвестным. Конечно, религиозное наследие фракийцев (так же, как и славян, балтов, древних германцев и потомков кельтов), пусть с неизбежными изменениями, сохранилось в народных обычаях и фольклоре балканских народов и румын. Но анализ европейских фольклорных традиций в перспективе всеобщей истории религий еще ждет своих исследователей.
По словам Геродота (V, 7), фракийцы почитали "Ареса, Диониса и Артемиду"; однако их цари поклонялись «Гермесу», считая себя его потомками. Исходя из этой скудной информации, еще более загадочной в interpretatio graeca, мы попытались восстановить фракийский пантеон. От Гомера ("Илиада", XIII, 301 и т. д.) до Вергилия ("Энеида", III, 357) Фракия традиционно считалась родиной Ареса, бога войны. С другой стороны, фракийцы славились воинской доблестью и равнодушием к смерти; следовательно, можно допустить, что некий бог типа «Ареса» был главой их пантеона. Но, как мы уже видели (§ 176), древний германский бог неба, Тiwaz, отождествлялся римлянами с Марсом. В таком случае, возможно, что «Арес» фракийцев изначально также был богом неба, впоследствии став богом грозы и войны. Тогда и «Артемида» — божество хтоническое, аналог фракийских богинь Бендиды или Котиды; Геродот предпочел называть ее «Артемида» (вместо, например, "Деметра"), что более подходило к дикой природе лесов и гор Фракии.
Если подобное «прочтение» допустимо, мы можем предположить у древних фракийцев существование мифа об иерогамии между богом грозы и Матерью-Землей; «Дионис» стал бы плодом этого союза. Грекам были известны фракийские имена Диониса; наиболее употребительные среди них — Сабос и Сабазий. Культ фракийского «Дионисю» напоминает описания Еврипида в «Вакханках» (ср. § 124). Церемонии проходили ночью в горах, при свете факелов; под звуки дикой музыки (звон медных котлов, кимвалы и флейты) поклонники Диониса с радостными криками заводили неистовый хоровод. "В эти необузданные и изнуряющие танцы чаще всего пускались женщины; одеты они были причудливо; они носили bessares, длинные свободные одежды, сшитые, по-видимому, из лисьих шкур; сверху — козьи шкуры и, возможно, на голове — рога". В руках они держали змей, посвященных Сабазию, кинжалы или тирсы. Достигнув исступления, "священного безумия", они хватали предназначенных для жертвоприношения животных и разрывали их на части, поедая мясо сырым. Омофагией, по традиции, заканчивалось ритуальное слияние с богом; отныне участники церемонии носили имя Сабос или Сабазий.
Как и у греческих вакханок, речь идет о некоем временном "об?жении". Однако экстатический опыт мог пробудить и специфические религиозные способности, в первую очередь — дар пророчества. В отличие от греческого дионисийства, фракийцы связывали практику прорицания с культом «Диониса». Оракул бога находился в ведении у племени бессов; его храм был выстроен на высокой горе, и пророчица предсказывала будущее, входя в экстаз, как и дельфийская пифия.
Экстатический опыт подкреплял убеждение в том, что душа не только самостоятельна, но и способна к unio mystica с божеством. Обусловленное состоянием экстаза отделение души от тела раскрывало, с одной стороны, фундаментальную двойственность человеческой природы, а с другой — возможность нематериального, чисто духовного посмертного существования вследствие прижизненного "об?жения". Архаические верования в загробную жизнь, смутную и неопределенную, постепенно видоизменились и привели к учению о метемпсихозе или к различным концепциям бессмертия души. Вполне возможно, что экстатический опыт, проложивший дорогу подобным воззрениям, не всегда имел «дионисийскую», т. е. оргиастическую природу. Состояние экстаза могло быть достигнуто с помощью некоторых трав или посредством аскезы (уединение, пост, вегетарианство) и молитвы.
В такой среде и сложились на территории Греции ритуалы и религиозные концепции, получившие название «орфизм» (ср. § 180 и далее). Вера в бессмертие и убежденность в блаженстве души, разлученной с телом, приводит, у иных фракийских племен, к граничащему с патологией преклонению перед смертью и обесцениванию жизни. В племени травсов при рождении ребенка причитали и сетовали, зато с радостью хоронили мертвых (Геродот, V, 4). Многие античные авторы объясняли исключительное мужество фракийцев в сражении их эсхатологическими убеждениями. Марциан Капелла (VI, 656) приписывал им даже "страстное желание смерти" (appetitus maximus mortis), ибо "умереть им казалось красивым". Эта религиозная валоризация смерти еще узнаваема в некоторых фольклорных произведениях румын и других народов Юго-Восточной Европы.
Что касается «Гермеса», почитаемого исключительно «царями», т. е. военной аристократией (Геродот), то этого бога трудно распознать. Геродот не говорит ни слова о фракийском боге солнца, хотя из других источников мы знаем о существовании такого бога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144