Она посмотрела вниз, через парапет, и увидела яйцо окруженное несколькими крупными камнями. Если какие–либо камни и упали на его вершину, то они были им поглощены, равно как и Донн, если бы она туда упала. Все остальное выглядело как прежде.
— Я тоже не вижу ее.
Они выбрались наверх, на кучу щебня, их движения были усталыми и неловкими. Стоя на коленях, Морден здоровой рукой вцепился в бедро и наклонился вперед, как будто был готов вот–вот умереть. Анна ползала по камням, выискивая какие–либо признаки Донн. В щели между двумя камнями блеснул белый рукав. Анна прикинула, где должна находиться голова, а потом начала разгребать камни. Морден принялся ей помогать.
Лицо Донн наконец–то утратило свою угрюмость. Ее челюсть висела свободно, а кожа казалась очень нежной. Анна поняла, что эта женщина была ненамного старше ее самой. Пряди грязно–белых волос свободно падали ей на лицо, одна касалась небольшого шрама на щеке в виде буквы D. Шлем Донн висел, склонившись к одному плечу. Ее шея была сломана.
— Анна, — позвал Морден.
В мутном свете вокруг них всюду двигались тени. Они появились из тьмы в дальнем конце зала, двигаясь вдоль стен, по парапету, направляясь к ним.
Истина поразила ее, истина, которую Анна старательно избегала с тех пор, когда Морден ее высказал: отсюда невозможно было удрать.
Но Анна не могла согласиться ни на одно из двух предложений, о которых им говорил Черльзстейн.
— PPG, — сказала Анна. — Ищи PPG.
Анна видела, что Морден понял по ее лицу то, что она хотела от него, понял ее намерение, и его губы растянулись в слабой покорной улыбке.
— Мне жаль.
Их не интересуют мертвые.
Сейчас они усиленно копали, обдирая руки и незащищенные одеждой предплечья, расчищая участок вокруг Донн. Анна поняла, что заработает рубцы на всю жизнь, если только у этих рубцов будет возможность образоваться. Она заметила отблеск металла и стала копать в этом направлении, обнажив крышку кейса с мышами.
Тени были повсюду, воздух стал плотным от их движений, от их присутствия. Вокруг нее вселенная пошла рябью и распадалась на части, и лишь присутствие Мордена рядом с ней казалось реальным. Внутри Анны снова распахнулась пустота. Темный колодец, нуждавшийся в наполнении.
Анна докопалась до края кейса, нашла замок и раскрыла его. Внутри лежала скорлупка с мышью, излучавшая слабое тепло и легкий запах рыбы. Анна ударом разбила скорлупку, ее руки дрожали. Мышь весьма походила на ту, которую она уничтожила.
— Морден, мышь. Полагаю, что вместе нам, быть может, удастся ее активировать.
Это была отчаянная, вряд ли осуществимая попытка. Ее разум не был достаточно силен, чтобы полностью активировать мышь. Кто знает, смогут ли два человека вместе добиться этого? Но, если им это удастся, то взрыва, который уничтожил лабораторию, будет более чем достаточно для того, чтобы убить их обоих.
Морден кивнул, и она подползла к нему поближе.
— Держи ее и сосредоточься на ней изо всех сил.
Ему пришлось поднять свою правую руку левой, чтобы положить ее на мышь. Обе руки Мордена были в крови, как и у нее самой, и Анна поняла, что он наконец–то ободрал свои гладкие ладони.
Они обхватили руками мышь, их пальцы переплелись. Его пальцы были холодны, как смерть. Анна прислонилась своим шлемом к шлему Мордена, и они вдвоем сосредоточились на мыши, на предмете, который они сжимали в руках.
Потом тьма, нависшая над ними, просочилась в ее разум и когтями вцепилась в него. Огромный темный колодец растянулся, поглощая ее — невыносимая пустота и жгучая жажда. Анна с криком рухнула вниз. Но падение удалось прекратить, колодец удалось наполнить, свет и тепло насытили тень внутри нее. Джон мог бы находиться рядом с ней двадцать четыре часа в сутки, объясняясь в любви, восхищаясь ее добродетелями, его любовь давала все, что было ему нужно, все, что было нужно ей. Каждая ее археологическая теория могла бы быть выдающейся и правильной, ее открытия могли бы изменить мир, покончить со страданиями, принести ей умиротворение, признание и радость от сделанной работы. Она могла бы принести людям только счастье, никакой боли. Или могла бы воплотить свою самую заветную мечту. Хуже всего было то, что до этого Анна верила, что все это на самом деле может сбыться, но теперь знала, что этому не бывать. Мечта о том, чтобы дожить до преклонных лет вместе с Джоном, и их любовь становилась бы с годами только сильнее, становясь привычной, но от этого не менее страстной, мечта о том, что они будут сидеть в креслах–качалках на крыльце дома в Айове. Она болезненно чувствовала, будто прожила всю свою жизнь за одно мгновение. И сейчас эту жизнь у нее отнимали. Тьма в ее разуме путала мысли, и вырисовывала их более ярко, чем она могла когда–либо представить.
Каждая из этих мыслей могла бы заполнить пустоту внутри нее, заполнить светом, рожденным во тьме, светом, который осквернял все, к чему прикасался.
Этому не бывать. Даже если она сама это выберет.
Пустота внутри нее наполнилась болью, когда она подумала о Джоне, когда она поняла, что больше никогда его не увидит.
Анна сосредоточилась на мыши, на ее эластичной коже, на ее сероватых сегментах, на ее преданности машине. Она погружалась все глубже в ее сознание того существа, бывшего в самом сердце мыши, которое когда–то родилось в темноте, в теплом гнезде из стружек, и которое теперь бесконечно долго было поймано в ловушку, влача существование, которое нельзя было назвать жизнью. Оттенки серого на сегментах начали переливаться. Анна раскрыла пальцы. Полосы цвета древесного угля поползли по спинке мыши, не так быстро, как было во время контакта Терренса с мышью, но гораздо быстрее, чем тогда, когда Анна делала это одна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75