– Насчет ереси – не возражаю,– сказал Вадим.– Остальное не убеждает.
– Тут и говорить не о чем!
– Тоже не довод. Что стало с тобой, Марчик? Раньше ты был убедительней. И тебя разъедает ржа догматизма?
– Просто научился отделять зерна от плевел.
– Это тебя Крепость научила, да? – грустно спросил Вадим.– Бедняга!
– Черт возьми, Вадим, тебе не надоела собственная блажь? Когда ты наконец научишься жить!
– И вовсе это не жизнь – выживание,– возразил он.– Тебя не тянет ночами на улицу?
– Зачем еще?
– Ну, на луну там повыть, за прохожими погоняться, кровицы испить…
– Идиот!
– Скорее маньяк,– поправил Вадим,– как следующая фаза догматика. И что станет конечным продуктом – нежить?
– С меня хватит! – решительно произнес Марк.– Знаешь, дружок, тебе ведь лечиться пора разве нормальному такое придет в голову?
– Может, и врача порекомендуешь?
Некоторое время хозяин разглядывал его, будто в прицел, затем молча поднялся и удалился в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.
– И кто тебя за язык тянул? – поинтересовалась Алиса.– Чем покушаться на святыни, лучше бы меня поимел – такое он еще стерпит.
– И тебе хорошо, верно?
– A тебе разве нет? – оскорбилась женщина.– Да ты и вправду блаженный! Хотя бы в этом Максик прав.
– Все забываю спросить: почему “Максик”? – поинтересовался Вадим.– Раньше ты так его не обзывала. Подразумевается старина Карл?
– Ну да: Марк – Маркс – Макс. Последнее время он стал таким идейным!
– И я о том же,– кивнул Вадим.– Должность обязывает, что ли?
– А может, он проникся? – возразила Алиса.– Ну, знаешь: общенародное благо, всегубернская семья, бескорыстная любовь к ближнему…
– Вот-вот, чтобы самому этой любовью и попользоваться,– подхватил он,– на халявку-то! Уж не об этих ли высоких идеалах ты вещаешь с экранов?
– Ты что, даже Вестей не смотришь? – удивилась дикторша.– Совсем-совсем?
– Господи, на кой мне эта деза! А тебя мне приятней лицезреть в натуре: я же не Марк – умею ценить красоту.
– Ах, Вадичек, а как он за мной ухаживал! – Женщина мечтательно зажмурилась.– Это же песня! Хвостиком увивался, под ноги стлался, ручки на себя грозился наложить. Вот ты бы так смог?
– Грозить? – уточнил Вадим.– Наверняка – нет.
– А повеситься?
– Вряд ли. Жизнь не исчерпывается любовью, даже большой. Впрочем, Марк никогда не любил “разбрасываться” и добивал цели последовательно, одну за другой. Сейчас он так же самозабвенно увлечен карьерой.
– Точно,– вздохнула Алиса.– И на меня ему плевать. Может, это к лучшему? По крайней мере, не мешает мне жить.
– Что ему теперь до тебя? Пройденный этап.
– Ну уж!..
– С карьерой это же ты ему поспособствовала, разве нет? Вряд ли Марк так быстро встал бы на ноги, да еще после прошлых заблуждений.
– Ну подсуетилась, да,– нехотя признала женщина.– Пришлось кое с кем сойтись ближе из вершителей губернских судеб. Не чужой ведь.
– “Как не порадеть родному человечку?” – хмыкнул Вадим. Тем более, и самой перепадает немало.
– С чего ты сегодня такой сердитый а, honey? – укорила Алиса.– На всех кидаешься, аки голодный wolf.
– Одиночества хочу,– вздохнул Вадим.– Достали меня сегодня!
– Вот переселят в общинный дом, по дюжине братиков в комнату, чего станешь делать?
Да по двое на койку, добавил он мысленно. Да в два яруса. И с общим тивишником, наглухо подключенным к однопрограммному кабелю, словно иосифские матюгальники. И с расписанным поминутно режимом, нарушения которого приравниваются к святотатству – при общем одобрении, как всегда. Не-ет, это будет последней каплей!
– Ну, так чего?
– В общине-то? – Вадим засмеялся.– Перекусаю всех от братиков до отцов. Думаешь, теснота сближает людей?
– Разве нет?
– Людей сплачивает отстраненность. Это скотина сбивается в стадо: чем плотней, тем комфортней,– а нам требуется дистанция. Помнишь байку про влюбленных, привязанных лицом к лицу? – Вадим покачал головой: – Может, наши Управители не так и глупы? Лучший способ разделить людей, чтобы спокойно властвовать,– расселить их по коммуналкам.
– По общинам,– поправила Алиса.
– Того пуще! Лично для меня это станет последним днем в Крепости.
– И куда ж ты денешься?
– Не пропаду,– заверил он.– “В жизни всегда есть место”, и я эти места знаю. На свое счастье, люблю “разбрасываться” – в отличие от Марка. Потому, видно, его и раздражают такие как мы, что нас непросто загнать в угол: всегда отыщется запасная норка!..
– Попробуй только от меня сбежать! – пригрозила женщина.– Из-под земли достану!
– Ты же первая от меня отречешься “прежде нежели трижды пропоет петух”… Засим бросаю вас,– добавил Вадим, поднимаясь.– Чао, Алисочка!
До чего ж удивительны взращенные социализмом люди! – размышлял он, спускаясь по лестнице. Ладно бы в прежние времена, когда ревнивый режим всеми силами сохранял у поднадзорных невинность,– но теперь, после распахнутых шлюзов, из которых на головы низвергнулось столько!.. Неужто в политике потеря невинности обратима? Конечно, Главы очень удачно вернули подданных к однопрограммности, оградив от внешних искусов,– но ведь те особенно не возбухали! Так, поворчали по кухням и опять дружно пораззявили рты: нате, кормите нас с ложечки, как раньше. Затем покусились на дорогое, принявшись урезать пайки, и вот тут конструкция закачалась. Но правители ловко вывернулись из-под удара, поделив подданных на горожан и селян, старожилов и новоселов, спецов и трудяг,– и снова народ показал себя стадом. Вот где пошли разборки, кому и сколько положено крошек с барского стола! А когда, чуть позже, из всех выделили “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20