— Он что, иезуит?
— Иезуиты — это католики, да?
— Образованные католики, насколько мне известно.
— Нет, он протестант. Католикам тут делать нечего.
— Расскажи-ка мне про Окичоби и о том, почему ты перебралась в Майами.
— Ну, во-первых, в Окичоби гораздо жарче, чем в Майами. И все время идут дожди — потому что озеро рядом. Окичоби — маленький городок, но там полно всяких развлечений — танцы, кегельбан, отличная рыбалка... Но если у тебя нет вкуса к сельской жизни, то в Окичоби делать нечего. Женщине там карьеру не сделать. Единственный способ устроить свою жизнь — выгодно выйти замуж, но лично ко мне никто не сватался. Я выполняла роль домохозяйки, прибиралась, готовила для папы и брата... А потом забеременела и приехала в Майами, чтобы сделать аборт. Папа сказал, что я поступила омерзительно, и велел не возвращаться...
— Я читал в «Ридерз дайджест», что примерно сорок процентов забеременевших женщин не состоят в браке. У тебя, наверное, суровый отец?
— Мой брат, Марти, разругался тогда с отцом вдрызг. Он сказал, что судить людей может только Господь, а у папы нет никакого права осуждать меня. Отец так рассвирепел, что Марти тоже пришлось уехать со мной. Папа и ему велел никогда не возвращаться. Марти очень религиозный, а отец вообще ни во что не верит.
— И вы с братом приехали в Майами?
— Ага, — кивнула Сьюзи. — На автобусе. Мы с Марти очень близки. Он всего на десять месяцев старше, и всегда заступался за меня перед отцом.
Сьюзен перебила подошедшая официантка:
— Принести еще чаю, или будете что-нибудь заказывать?
— Мне, как обычно, салат «Цирцея», — сказала Сьюзен.
— Мне тоже, — кивнул Фред д и.
— Отличный салат, тебе понравится, — заверила его Сьюзи и продолжила: — Папа очень вспыльчивый человек, но он быстро отходит. Думаю, вернись мы с Марти домой, отец бы нам и слова не сказал. Но мы тут так хорошо устроились, что возвращаться в Окичоби нет смысла. Мы откладываем деньги, чтобы накопить на закусочную «Бургер Кинг». Марти хочет в будущем заключить договор франчайзинга с этой компанией и открыть закусочную в Окичоби. Он бы стал дневным менеджером, а я — ночным. Заработаем денег, построим дом на берегу озера, купим катер...
— Я смотрю, Марти все рассчитал.
Сьюзен кивнула:
— Именно поэтому я пошла учиться в колледж. Вот сдам английский и социологию, и буду специализироваться по менеджменту.
— А что по этому поводу думает ваша мама? Как она реагировала на ваш отъезд?
— Я понятия не имею, где сейчас мама. И отец не знает. Она сбежала от нас, когда мне было пять лет, с водителем-дальнобойщиком, который зашел пообедать в придорожную забегаловку, где она работала официанткой. Отец нанял частного детектива, чтобы тот отыскал маму, и он проследил ее путь до Нового Орлеана, но там потерял все следы... А мы с Марти здесь очень хорошо устроились. Марти вступил в общину кришнаитов, собирает подаяние и каждый день отдает мне не меньше ста баксов, а я кладу их в банк на наш счет. Конечно, Марти приходится гораздо тяжелее, чем мне — он не имеет права ночевать вне ашрама, подъем у него в четыре утра... Но он готов работать без выходных — сто баксов в день ведь совсем неплохие деньги! Марти просит милостыню в аэропорту.
— Я сегодня как раз видел одного кришнаита в аэропорту. Что-то я не врубаюсь во все эти кришнаитские дела. Откуда они взялись? Название у них какое-то странное, неамериканское...
— Ну, это что-то вроде религиозной секты, которая образовалась в Индии. Они профессиональные попрошайки, собирают милостыню по всему миру. В Штатах их тоже полно. Наверняка они и в Калифорнии есть.
— Может быть. Просто я раньше о них не слышал.
— Марти сразу просек, что это очень выгодное дело — легальное попрошайничество. — Сьюзен перегнулась через стол и понизила голос: — Марти один доллар отдает кришнаитам, а второй кладет к себе в карман. Поскольку кришнаиты — религиозная организация, то им можно собирать милостыню в аэропортах. Если бы Марти вздумал попрошайничать сам по себе, его бы тут же упекли за решетку.
— Иначе говоря, твой брат втихаря обчищает кришнаитов.
— Ну да. Он сказал, что если в ашраме узнают об этом, то его тут же выгонят. Но вряд ли им это удастся. Мы встречаемся с Марти возле почтового ящика перед входом в отель при аэропорте. Я делаю вид, будто опускаю письмо в почтовый ящик, а Марти в это время незаметно кладет деньги в мою сумочку. Кришнаиты всегда собирают милостыню вдвоем, чтобы напарники следили друг за другом, но Марти может отлучиться на минутку, сказав, что ему нужно в туалет... Я другого не могу понять: некоторые пассажиры дают Марти пять, десять, а иногда и двадцать баксов. Представляешь. Марти говорит, что они просто испытывают чувство вины за какие-то грехи. В общем, он неплохо зарабатывает на чужих грехах.
Официантка принесла две порции салата «Цирцея»: листья салата, дольки апельсина, пророщенные зерна пшеницы, побеги фасоли и тертая мякоть кокоса, заправленные ванильным йогуртом и муссом из сахарного тростника и женьшеня. Подали эту пищу богов в фарфоровой чашке в виде раковины моллюска.
— Никогда еще не обедал в ресторане здорового питания, — осторожно сказал Фредди.
— Я тоже, пока не приехала в Майами. Если тебе не нравится — можешь не есть.
— Я не люблю женьшень. Они что, во все блюда его кладут?
— Почти. Женьшень повышает потенцию, поэтому его и добавляют — вместо мяса. Ресторан ведь вегетарианский.
— Уж лучше бы я мяса поел... М-м... Неплохой салат. Если бы не женьшеневый привкус... Как твои сегодняшние успехи?
— Заработала пятьдесят баксов. Обслужила двух клиентов — одного колумбийца и еще какого-то старикана из Огайо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69