— Меня изуродовали в ту ночь, когда ты исчез. А прежде я была красавица.
Он не ответил, вновь опустил голову, дрожь усилилась.
— Я согрею вина, — предложила она. Она вышла на кухню. Комом к горлу подкатывали слезы. Сейчас она закричит или задохнется от плача. Но не закричала и не задохнулась. Просто зажгла конфорку и поставила на огонь кастрюльку с вином. Когда она вернулась с чашей горячего вина, Гимп по-прежнему лежал на кровати. Она почти насильно влила несколько капель ему в рот.
— Раньше я была красивей, — сказала она, видя, что взгляд его вновь остановился на ее лице.
— Это неважно, — отвечал Гимп, клацая зубами. — Завтра я ослепну. Я теперь то слепну, то прозреваю. Порой внезапно. Но когда болею, то слепну непременно.
— Ты запомнишь меня такой, какая я есть.
— Дай фото прежней Ариетты. Она принесла фото. Он долго смотрел, потом перевел взгляд с фотографии на нее, живую, сидящую подле.
— Никакой разницы, — произнес наконец, отбрасывая фото. — Абсолютно.
— А шрамы?
— Я их не вижу.
— Как так? — она не поверила.
— Я же гений, — напомнил он, — хотя и бывший.
— Что с тобой было? — спросила она, заранее содрогаясь, ибо рассказ должен быть мерзок. — Ты сделал, что хотел?
— А что я хотел?
— Узнать, кто такие ловцы.
Он вдруг рассмеялся ядовитым неприятным смехом.
— Неважно, что я хотел, важно, что получилось.
— И что получилось?
Он опять играл в свою игру: вопросы без ответов и ответы, не имеющие смысла.
— Я помог вернуться Элию из мира теней.
— Как?
— Позвал. И он пошел. Только и всего. Ловцы думали, что ловят меня. А я ловил душу Элия. Но на тьму нельзя смотреть безнаказанно. Она заползает под веки и разъедает глаза. Я пробовал смыть ее слезами — бесполезно. Если бы ты была богиней и дала мне амброзии, я бы излечился. Но ты можешь пойти к архиятеру и взять у него глазные капли — они возвращают зрение на несколько часов. Скажи только, что капли нужны тебе, потому что, если скажешь, что капли нужны гению, он заставит тебя заплатить . А капли дорогие.
— Ты останешься здесь? — спросила Ариетта.
— Я же скоро ослепну. Куда мне деваться? Или ты меня гонишь? И не пойдешь за каплями?
— Оставайся, — милостиво разрешила она. И легла подле. Он прижимался к ней плечами, грудью, бедрами, но даже не сделал попытки овладеть ее телом. Примитивно дрых, тяжело вздыхая и всхлипывая во сне. И видения из его снов черными безобразными кляксами ползали по стенам и потолку. Стоило Ариетте закрыть глаза, как черные кляксы проворно заползали ей на руки и на грудь, ползали по лицу, путались в волосах. Ариетта в ужасе распахивала глаза. Ничего не видно. Тьма. И во тьме черные кляксы, их тяжкое шевеленье и запах пота, обычного человечьего пота.
Гимп проснулся, обнял, привлек к себе. Ариетта закусила губу. Ну что, гений, захотелось Венериных утех? Только не говори о любви, потому что гении любить не умеют.
Утром Гимп ослеп. Теперь он не мог видеть, как она сидит перед зеркалом и расчесывает роскошные пшеничные волосы. Она нарочно сидела нагая.
— Я рад, что мы вновь встретились, — Гимп улыбнулся. Вновь нахлынувшая темнота его не страшила. — Выпьем кофе?
— Не сейчас. Мне надо идти. Меня ждут.
Гимп вскинулся на кровати.
— У тебя есть любовник? Она ответила не сразу, хотела сказать «нет», но вместо этого воскликнула гневно:
— А ты как думал! Тебя не было столько времени! А мне надо было как-то жить.
— Ты рассуждаешь, как шлюха, — брезгливо скривил губы Гимп.
— Значит, ты — сутенер, раз спал сегодня со шлюхой даром.
Он не видел ее лица, но слышал, как звенит ее голос.
— Ты же поэтесса! — воскликнул он. — Ты могла бы стать клиентом какого-нибудь мецената. Тебя бы приглашали на литературные вечера, ценители бы хвалили тебя, издавали бы.
Как он наивен! А еще гений Империи. Смотрел издалека, свысока. Да видел ли он вообще что-нибудь?
— Сервилия указала мне на дверь. Потом я была у одного недоноска. И он тут же предложил мне лечь к нему в койку. Я послала его. Да что толку! Новые ценители не объявляются.
— Ариетта!
— Что — Ариетта? — передразнила она. — Я мыла посуду в таверне, порезала руку разбитой стеклянной чашей.
— Ты напоминаешь мне старого киника. Она поставила рядом с кроватью на столик тарелку с пирожками и кувшин вина.
— Ты обещал мне миллион, красавец, — прошептала, наклоняясь к самому его лицу. — Как только сдержишь слово, я никуда не буду уходить ни по утрам, ни по вечерам.
Она ушла. Он чувствовал, как истаивает в воздухе запах ее духов, слышал, как, удаляясь, стучат каблучки сандалий. Гордость приказывала ему уйти. Но страх приковывал к кровати и не давал даже подняться. Он был слеп. По городу рыскали исполнители. На мостовой поджидали ловушки. Он остался.
Но не к любовнику спешила Ариетта. Хотя к любовнику наверняка было бы идти легче. Там все ясно, а здесь…
Остановившись у вестибула, она невольно огляделась. Почему-то казалось, что за нею следят. Но кто? Ведь Гимп слеп. А более никто в целом мире Ариеттой не интересовался. Она позвонила. Привратник, открывший дверь, поклонился почтительно и низко. Выслуживается, дрянь. В атрии Ариетту ждали. Макрин расхаживал взад и вперед, просматривая какие-то бумаги. Небрежно надетая тога волочилась по полу. Макрин при своем маленьком росте покупал непременно самую большую тогу.
— А, дочка, запаздываешь, — бросил Макрин небрежно.
— Я обязательно должна являться каждый день? — с этой фразы Ариетта всегда начинала разговор.
— Конечно. После твоей выходки — непременно. — Макрин всегда отвечал одно и то же. И посмеивался. — Я не хочу из-за тебя иметь неприятности. Но если ты такая гордая, можешь не брать у меня денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104