Они обращаются в Генпрокуратуру, — он помахал перед моим лицом факсом.Я плюнул кровью. Она растеклась по белой бумаге.— Да, видать, с тобой сегодня не о чем больше разговаривать, — рассудил майор. — Ничего, завтра продолжим.Дверь захлопнулась, и я облегченно вздохнул — настолько, насколько позволяли ноющие с обеих сторон ребра. «Сейчас я немножко приду в себя и повешусь на оконной решетке, на проводе от лампы», — эта мысль по-настоящему обрадовала меня. Я отключился. Дрожь пробегала у меня по телу, когда я слушал этот рассказ. Данила странно улыбался и смотрел в ночь. Ветер за окном гнул деревья, слышались раскаты грома. В доме напротив не горело ни одного окна. И только люминесцентные лампы лестничных клеток рисовали во мраке над парадными столбы слабого света. Когда я очнулся, то сна-чала решил, что сам собою умер. Надо мной сидел Агван. Он тихо шептал какие-то молитвы, перебирал найденные мною когда-то четки и водил вдоль всего моего тела пучком сухой травы.— Агван, — промычал я, — что ты здесь делаешь?! А ну, уходи немедленно!В ответ на эту глупость мальчик улыбнулся, и его слезинка упала на мое лицо. Жестом он приказал мне сохранять молчание и закрыть глаза. Я повиновался, решив, что грежу.Сквозь закрытые глаза я видел огонь, всполохи окружавшего меня огня. Пламя лизало мое тело, не обжигая, не причиняя боли, не оставляя следов.— Все, вставай! — услышал я голос маленького монаха.Глаза мои сами собой открылись, и я почти с легкостью встал с пола.— Агван мне это снится? — спросил я.— Нет, не снится. Быстрей, у нас мало времени, — командовал маленький монах, вынимая из окна решетку.— Как ты сюда попал?!— Вот! — он показал мне выломанную решетку.— Ничего себе!— Данила, пожалуйста! Давай! — он протянул мне веревку, которая спускалась через окно с крыши здания.— Ну ты даешь! — не веря происходящему, я подтянулся на веревке, пролез в окно и стал карабкаться вверх.Агван последовал за мной. Мы прошли по крыше вдоль всего здания и использовали ту же веревку, чтобы спуститься вниз. Но тут нас заметили — кто-то внутри здания закричал и побежал к выходу. Агван был там первым. Когда дверь с грохотом отворилась, он сделал невинное лицо, протянул руку и легким движением положил охранника на землю. Мы отволокли тело в сторону. На мой удивленный взгляд Агван ответил:— Ничего. Через пару часов он придет в себя. И мы побежали.Мое тело болело и ныло, но это почти не сковывало движения. Заговоры маленького монаха сделали свое дело. Впрочем, даже если бы оно и не двигалось, теперь бы я всё равно заставил себя найти загадочного схимника. Единственным моим желанием в эту минуту было желание выполнить свое предназначение. А уж поздно или не поздно, опоздал я или нет — это меня больше не интересовало. Всегда есть выбор. Мне он стал понятен. На дороге, ведущей из городка, Агван остановил машину и попросил водителя нас подвезти. Хозяин машины — крепкий сибирский мужик лет шестидесяти — не отказался:— Залезайте! Не куковать же вам тут всю ночь!Мы устроились на заднем сидении автомобиля— И я чувствовал, как счастье распирает меня изнутри. Случилось невозможное, то, о чем я еще пару часов назад не мог и мечтать! А главное — цель моего путешествия уже близко. Пару сотен километров на этой колымаге, и мы на месте!— Кто это вас так? — поинтересовался водитель.— Правду сказать или выдумать чего? — спросил я. — Выйдет заковыристо.— Говори как есть. Мы, брат, на свободной земле живем— тут каторга, там ссылка, — он говорил весело, показывая рукой то направо, то налево от дороги. — Тут и староверы жили, и декабристы, и коммуняки сюда ссылали, кого не жалко.— Попользовать меня хотели, дядя. Дети железного Феликса, слыхал про таких?— А чего ж не слыхать, слыхал! Сам тут — из раскулаченных. Мамка в лагере меня родила, под Иркутском, — мужик мотнул головой, показывая куда-то назад.— Вот и сейчас раскулачивают, — сухо резюмировал я. — Переделом собственности это дело у них называется…— Э-эх, сукины дети! Все Сибирь делят! Но слабы они, нет у них силушки нашу землю заграбастать! Мы здесь люди свободные!— Дядя, дядя… Эти возьмут.Я замолчал, а дядька еще долго рассказывал о своей жизни. Как деда его раскулачивали под Оренбургом, как родителей посадили. Как отец его погиб на фронте по решению трибунала НКВД. Как мать заболела в лагере туберкулезом и умерла, а он мыкался по детдомам и интернатам. Потом дядька замолчал и стал напевать какую-то заунывную песню на неизвестном мне языке.— Что это, Агван? — моему взору открылась удивительная картина.Агван не ответил, он крепко спал у меня на плече, уткнувшись в него своей смуглой, бритой головой.— Не знаешь? — ко мне обернулся довольный водитель. — Это, брат, озеро Байкал!В лучах рассветного солнца, в розовой утренней дымке облаков словно бы на ладони лежало передо мной величественное озеро. С двух сторон его обступили высокие сопки, покрытые многовековым лесом. Огромные валуны лежали на песчаном берегу, словно бы диковинные морские звери. Мне хотелось кричать от счастья. Выскочить из машины и с сумасшедшим улюлюканьем бежать к берегу.Вдруг Агван проснулся. Он выглядел встревоженным. Еще никогда я не видел его таким.— Началось, — тихо прошептал маленький монах.— Что с тобой?! Что началось, Агван?! — его испуг мгновенно передался и мне.— Послушай меня, Данила, — мальчик обратился ко мне с серьезностью, на которую —обычный ребенок просто не способен. — Это очень важно. Что бы дальше ни происходило, что бы ни случилось, пожалуйста, обещай мне: ты пойдешь дальше, ты дойдешь до того места, которое укажут тебе знаки, ты найдешь Схимника и сделаешь то, что он тебе скажет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32