— Я имею в виду то, насколько она вообще подвержена закону всемирного тяготения? Или это нечто сверхъестественное? Некие Силы, которые правят Вселенной, и человеческая рука здесь вообще ни при чем?
— Не понимаю, к чему ты клонишь? — пробормотал Хенрик с несчастным видом.
— Как к чему! Если это что-то естественное, значит, его можно записать в виде формулы, е равно эм це в квадрате, сам знаешь, и отправить прямиком в учебник по физике. А если это из области сверхъестественного, то нам надо открыть здесь небольшую церквушку, а тебя назначить пастором. Коленопреклонение, глядя на биржу, — три раза в день, мессы, в духе «Токио плюс ноль целых, пять десятых… Нью-Йорк, минус один…»
Народ засмеялся, Хенрик покраснел.
— Но если все так, как я подозреваю, — продолжила я, — то за рыночной экономикой стоят реальные люди. Они зарабатывают огромные деньги на своих биржевых скачках. Эти люди сочиняют законы, по которым нерентабельно все то, что делает жизнь обычных людей удобнее и приятнее — например, дешевое медицинское обслуживание, хорошие школы, социальные службы и так далее, — и они вычеркивают все это из жизни, а вместо этого производят танки и пушки!
У Магнуса челюсть отвисла. Не зная, что возразить, он хватал губами воздух с таким видом, будто я у него что-то украла. А Хенрик набрался храбрости и сказал:
— Что за фантазии, посмотри на вещи реально! Рынок просто отражает наши истинные потребности. Если б не было спроса, то все это не стали бы производить, ведь это и есть рыночная экономика. И они, между прочим, платят за то, чтобы ты была сыта и одета! Мы производим пушки и автомобили, которые продаем за рубеж!
— А ты подумал о тех, кто оказывается на другом конце этих пушек? О тех, кто получает гранатой по башке? О тех, кто забесплатно пашет на банановых плантациях ради нас, вместо того чтобы добывать еду собственным детям? Их гораздо больше, чем просто «мы», у которых есть «истинные потребности». Но ты, Хенрик, продолжай в том же духе, отстаивай рыночную экономику. Авось будешь в школу на «феррари» ездить и носить шелковый галстук с ручной росписью!
Тут все уже откровенно заржали. Вообще-то Хенрик совсем не похож на молодого льва с финансовой биржи. Не знаю, почему он все время их так упрямо защищает, словно старый бульдог.
Народ стал расходиться. Было уже не смешно. Хенрик сидел, опустив голову, и щелкал шариковой ручкой. Вдруг я заметила, что его темные волосы как-то странно подстрижены, как если бы его стригла мама, которая не особо умеет это делать. Манжеты и воротничок на рубашке обтрепались, будто их стирали много раз. Я подумала, что нечасто видела Хенрика в разных рубашках.
Н-да, сложно было представить его за рулем «феррари» и в шелковом галстуке. Поэтому все и смеялись.
Вот, оказывается, почему шутка получилась удачной.
Пия посмотрела сначала на него, потом на меня. Затем, поджав губы, призывно кивнула в сторону Хенрика. Она считала, что мне надо поговорить с ним.
— Ты думаешь? — пропищала я.
Она не ответила, но хрюкнула так, будто была не на шутку больна.
Я знала, Пия имеет в виду, что, если я сейчас не закрою эту тему, мне самой потом будет не по себе. Мне вдруг подумалось, что мы с Пией понимаем друг друга без слов, нам достаточно одних только жестов. Мысли у нас были одни и те же, к тому же мы прекрасно знали друг друга. Так мне казалось. Словно мы были сиамскими близнецами с общим кровообращением. Когда одного из них отрезают, никакой гарантии, что другой выживет.
Делать нечего. Я подошла к Хенрику и села рядом.

АПРЕЛЬ
Турнир по армрестлингу среди инвалидов

Хенрик сосредоточенно рассматривал то, что некогда было булочкой с изюмом и корицей. Он разделил ее на разные составляющие: изюм в одну кучку, сахар и крошки в другую. Получилось очень аккуратно и забавно, но совершенно бессмысленно. Теперь он проделывал между ними маленькие дорожки при помощи пластиковой ложки.
Когда я уселась рядом, он даже не поднял глаз.
Я немного подумала.
В голове было пусто, никаких идей, как начать разговор. «Извини» — это не то слово, которое приходится выжимать из себя, тем более если ты не это имел в виду. «Извини, который час?» — пожалуй, сойдет. «Извини, что чуть не заморозила тебя этой осенью?» Нет, никуда не годится.
— Давай сразимся в армрестлинг? — наконец произнесла я, обращаясь куда-то в воздух.
Слегка улыбнувшись, он продолжал совершенствовать уличное сообщение между кучками крошек.
Мы немного помолчали.
— Что я тебе такого сделал? — спросил он вдруг осипшим голосом.
Было видно, что его все достало: и мои ядовитые стрелы в сегодняшнем разговоре, и те разы, когда я обращалась с ним, как с какой-то гадостью, которую кошка принесла в дом и положила на чистый ковер.
Он ведь и вправду ничего дурного мне не сделал. Просто оказался не в том месте не в то время, но он-то в этом не виноват…
Еще немного подумав, я решила, что раз уж я все равно здесь сижу, то можно поговорить начистоту.
— Знаешь, я ведь не подарок судьбы, — осторожно начала я. — Поэтому если мне кажется, что кто-то мной заинтересовался и пытается мне понравиться, значит, ему от меня что-то надо, а что именно — я не понимаю. А может, у него просто слишком низкие требования и он думает, будто ничего большего не заслужил. Тогда надо самой уносить ноги.
Хенрик улыбнулся краешком рта.
— Слышал, Граучо Маркс Граучо Маркс (1890–1977) — американский актер-комик.

однажды сказал, что не хотел бы быть членом клуба, в который принимают ему подобных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25