По талону можно было выкупить одну пару обуви в год, и больше не получишь, тем не менее сейчас Англия — мировая держава.
— Карточки — это что-то вроде документов, с которыми каждый шел в магазин и покупал то, что полагалось по норме, а нормы были невелики.
— А помнишь, — вмешалась моя мама и глянула на моего отца, — как мы стояли в магазине за мясом три часа?
— Я тебя только подменял, — буркнул отец.
— Да, но когда я была у прилавка, ты как раз подошел, — спокойно продолжала мама, — и продавщица дала нам какой-то тухлый кусок говядины…
— И ты сказала: «Вы не могли бы мне дать не такой зеленый?»
— А она сказала: «Если бы вы провисели, как он, с утра на крюке, вы бы тоже позеленели!»
Мой отец и моя мать улыбнулись друг другу, а тетя Ганя толкнула меня под столом.
— Джуди, — шепнула она мне, — из этой муки мы еще испечем каравай. — И залпом выпила бокал.
— А ты бы не покупала это мясо, — посоветовала малолетняя племянница. — И продавщицу бы уволили, если бы ты проявила ассертивность.
— Или она могла бы пойти в конкурирующую фирму, — добавил племянник.
В двенадцатом часу Гжесик повез домой своих малолеток. На обратном пути он должен был заехать на автозаправку за пивом. Мама и отец уехали домой на последней электричке. Отец вызвался быть ее провожатым, потому что мама боится ходить по ночам одна. Тося взяла наверх музыкальный центр, Эксик пытался его подключить. Перемыв быстро посуду, мы с Агнешкой сели на кухне, я открыла бутылку вина, тетя проскользнула из ванной в комнату, а Агнешка посмотрела на меня и сказала:
— А помнишь?
Я улыбнулась. Слово «помнишь» извлекает из лабиринтов памяти миллионы вещей, совершенно ненужных нам в повседневной жизни, но как только о них заговоришь, они обретают цвет, оживают, переливаются красками и пахнут. Кухня внезапно заполнилась людьми, которых мы помнили, и событиями давних лет. Нашими совместными поездками, когда этот Йолин был моим, нашими маленькими детьми: малышкой Тосей, потом малолетней племянницей, а затем Петрусем. Агнешка — свидетель моей жизни, не только нынешней, но и прошлой.
— Помнишь, как у нас сломалась машина в ту страшную зиму? — спросила Агнешка и тепло мне улыбнулась.
И я вернулась на Краковское Пшедместье . Январь, пятнадцать лет назад… Вся Варшава скована морозом, снег, белым-бело и безупречно чисто, но их старенький «фиатик» окончательно сдох, они позвонили нам из какой-то телефонной будки, мы сели в машину, оставив Тосю с моими родителями. Пустые улицы, два часа ночи, снег, как у Диснея, щетки не успевали убирать его с замерзшего стекла. Мужья довольно долго возились с крюком, было так холодно, что мы с Агнешкой закрылись в машине, и нас все смешило до слез. Когда они все-таки прицепили буксировочный трос, оба автомобиля были похожи на японские снежные скульптуры.
Я с теперешним Йолиным села в машину, и мы медленно тронулись. Машина Гжесика тащилась за нами, и все время что-то неприятно постукивало.
— Постукивало? Разве это был стук? — Йолин уже давно стоял в дверях, я даже и не заметила. Он обнимал Тосю. — Не стук, а грохот…
— Который, впрочем, через пару минут стих, — добавила я.
— Еще бы! — Гжесик поставил на стол пиво и стряхнул с ботинок снег, естественно, посреди кухни. — Сначала попросил, чтобы мы сгребли снег со стекол, а сам при этом тронулся! Я колотил кулаком по крыше, чтобы он остановился!
Мы прыснули, Тося смотрела на нас, совершенно не понимая, что нас так развеселило.
— Вы не успели сесть! — Йолин громко расхохотался — тетя вряд ли заснет. — И я тащил пустую машину!
— Когда ты притормозил на красный, то наша машина тебя обогнала, помнишь?
— Хорошо, что никого не было, нашу развернуло поперек дороги, помнишь?
— А ты выскочил ужасно злой, побежал к машине Гжесика, открыл ее…
— А она пустая!!!
Гжесик хлопнул себя по бокам, я фыркнула от смеха, потому что ошарашенная физиономия Йолиного навсегда осталась у меня в памяти. В жизни не видела никого столь изумленного.
— А мы все время бежали за вами. — Агнешка прикрыла рот рукой, чтобы не разбудить тетю. — А то, что Гжесик о тебе говорил, — она взглянула на Йолиного, — я тебе и передать не смогу!
— Самое время, чтобы ты наконец узнал. — Гжесик открыл пиво и подал Йолиному.
Мы просидели на кухне до четырех утра. У Тоси закрывались глаза от усталости, но она ни в какую не хотела идти наверх. Мы вспомнили, как сидели за бриджем, а в это время трое наших малышей вытащили из матрасов через крохотную дырочку все водоросли, а мы-то радовались, что наши крошки так мило себя ведут. Вспомнили, как в свое время на Мазурах девятилетняя Тося завела Петруся и Гонорату в лес, чтобы дети на себе прочувствовали сказку о Ясе и Малгосе, и забыла, где их оставила, и как мы искали их до потери сознания, а ребятишки сами давно вернулись в кемпинг и тихонько играли в домике, а выглянули лишь тогда, когда приехала полиция, которую вызвала Агнешка. Полицейские наорали на нас за то, что мы позволяем себе такие шуточки с правоохранительными органами.
Когда мы прощались, тот Йолин обнял меня, и я впервые за многие годы смогла прижаться к нему как к хорошему воспоминанию, а не как к мужчине, который бросил меня. Агнешка и Гжесик сердечно меня расцеловали, а Тося была в восторге, что столько нового узнала о себе, ну и, конечно, о нас.
— Вы тоже неплохо развлекались! — Она обняла отца. — Классный у меня получился день рождения, лучше, чем у Антека. Мамочка, спасибо тебе.
Когда она так стояла между нами, я подумала: как жаль, что этот Йолин не такой, как Адам. Все могло бы сложиться иначе.
ВЫСШИЙ СВЕТ НА УРОВНЕ БОТИНКА
— Известно ли вам, пани Юдита, что, к примеру, самец дикой крысы совокупляется с партнершей четыреста раз в течение десяти часов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82