Настоящая «мужчинская» трапеза. Внешний облик Олега был еще тот: белки глаз покраснели, на футболке жирные пятна, штаны мятые. А ведь он только этой ночью нам с Татьяной открыл в совершенно нормальном виде. Мне в подобное состояние не придти, даже если месяц подряд пить.От водки я отказался, объяснив, что завязал. Вкратце изложил Олегу, что мы все думаем насчет шоу. Впрочем, о некоторых деталях умолчал. Может, он хочет квартиру выиграть, так пусть играет на здоровье. Кажется, он внял моим доводам, во всяком случае, про мафию твердить перестал. Сказал мне, что видел Геныча, и тот пока ни в какую милицию не ходил, никуда не уехал, сидит и выжидает. Вроде никто никого не убивает, так стоит ли зря суетиться. Я согласился, что не стоит. У меня создалось впечатление, что Олег меня не слишком внимательно слушает, а думает совсем о другом. Хотя разве разберешь, о чем думает пьяный?– Как тебе моя Танька? – спросил он неожиданно.– Хороший человек, – осторожно сказал я. – Умная, красивая. Аж завидки берут.– Красивая – это да. Но у меня есть другая жена, – сказал он и икнул. – Настоящая жена. А Танька никакая не жена. Она просто… – он помахал рукой в воздухе, подыскивая слово, – …приблудилась. То есть привязалась. Я тебе расскажу, как все вышло!У меня совершенно не было желания выслушивать семейную историю. Но Олег был непреклонен. Ладно, ехать куда?то уже поздно. Разве что в клуб, снять кого?нибудь или самому сняться, – но не хочу. Коли уж я связался с семейством Холодовых – нужно терпеть. Похоже, они оба из той категории, что садится на шею. Два сапога пара. Одна сатана.История оказалась старой, как мир. Они познакомились на работе, еще там, в Екатеринбурге. Он был старшим программистом, она – начальником отдела кадров. А у него была жена, семья, все путем, все как у людей. Конечно, бывали иногда «левые заходы», у кого их не бывает. Но семья – это святое. В сыне он души не чаял. И тут – она. Звалась Татьяна. Ноги! Он такие ноги раньше видел только в телевизоре. Обалдеть! Вообще, она такая… ну, яркая, необычная. Он и не думал, что она обратит на него внимание. А она обратила, да еще какое. Соблазняла по полной программе. Преследовала, можно сказать. И он поддался. Мужчина слаб.Потом не знал, как развязаться. Предложили работу в Москве, уехал, только б от нее подальше. А жена не захотела с ним сразу переезжать, у нее в Екатеринбурге очень хорошая работа, сын в первый класс пошел. Зачем семью в этот съемный свинарник тащить? Договорились, что семья приедет позднее, когда он купит квартиру.А Таня возьми да и уволься с работы, возьми да и примчись за ним в Москву. Как снег на голову. Что делать?! Не мог он ее выгнать. Без женщины как?то… А она такая хорошая любовница, и по хозяйству… Короче, осталась с ним. Даже ухитрилась работу найти. Но не может же это вечно продолжаться?! Черт возьми, у него семья. Он никогда Татьяне ничего не обещал, был честным. Она не должна, не имеет права так любить его. Это шантаж, натуральный шантаж. Почему она не оставит его в покое?!– Женщина, когда любит, – сказал он, – ей надо, чтоб объект все время был рядом, в одной комнате, сидел, как к юбке пришпиленный. Говоришь ей: я пойду туда?то и туда?то, а она: нет, только не уходи, готова пресмыкаться, врать, делать какие угодно пакости. Потом скажет, что беспокоилась за тебя, что ей обидно было – на самом деле нет, она просто не может, когда я ухожу… Они готовы в тюрьму, в одиночку, на необитаемый остров, в чулане каком?нибудь сидеть с тобой, пока не умрешь… Или руки?ноги тебе переломать и позвоночник, и сидеть, сидеть в комнате с паралитиком… У мужиков не так. Ведь не так же?!– Лично у меня, конечно, не так, – подтвердил я.– Бывает, мужик тоже влюбляется как сумасшедший, но он другого хочет – ну, не знаю, сделать для нее что?нибудь, прыгнуть из окна, или спасти от бандитов…– Угу, – буркнул я. – Заточат, запрут любимую дома – сиди вари борщ, ни на кого не гляди, шаг вправо – шаг влево считается побег. Любовь, основанная на заведомом неравенстве.– Это другое совсем, я не говорю, что лучше, но другое, – отмахнулся Олег. – Запереть ее, чтобы никого не видела, но самому?то не сидеть с ней в камере, а гулять свободно.– Обычные отношения узника и тюремщика, – согласился я.– Хорошее слово: тюремщик! – оживился Олег. – Женщина – сумасшедший тюремщик, она хочет непременно сама сидеть в одной камере с тем, кого пасет. Мы их любим, как человек свои вещи, а они нас – как собаки своих хозяев. Замечал, какое у собаки становится потерянное лицо, когда хозяин ушел? А придет – и она готова сидеть с ним где угодно, до скончания веков… Что?то во всем этом мерзкое… Не хочу я, чтобы она меня любила! Не разрешаю я! Одно желание – чтоб она от меня отвязалась. Она все время ходит за мной. Как собачка. И дышит, дышит…– Что ж ей, не дышать теперь?– Да я знаю, – он беспомощно посмотрел на свои руки. – Просто меня в ней все раздражает! Помнишь, у Каренина уши были? Она разлюбила, и ее напрягали его какие?то там уши? В школе читал… Как собака! Ходит и ходит. – И он закончил неожиданно: – Я сам собака.Глаза его не держали фокус и снова начали блуждать. Неужели я с такой же силой ненавидел того, который не хотел от меня отвязаться? До чего ж подло… когда глядишь со стороны. Сначала берешь, пользуешься, всем доволен, потом р?раз – пинаешь ногой и уходишь, не оглядываясь. У попа была собака, он ее любил; она съела кусок мяса, он ее убил. Какая, блин, мудрость, какая глубина анализа! А что это мы сегодня все на собак сворачиваем…– Ты думаешь, в тебе самом нет ничего такого, что раздражает? – спросил я.– Да не в этом суть! Может, я в сто раз хуже Таньки, но я?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58