Учти, висельник, если что мне не понравится — моментом пуля. Уяснил?Давно Пастух не попадал в такую скверную историю. Последний раз — когда взял за горло полковник Терехин из пензенского сыска. Тогда пришлось навести на хазу, где хранилось золотишко, тиснутое из сейфа купца Панкратова, и отдать всех провернувших это дельце воров, чтоб самому не загреметь за мелкую кражонку, на которую Терехин сам и вывел его, взял с поличным и сломал. Теперь Пастуху приходилось откровенничать в обмен на призрачную надежду остаться в живых.— Ты в каком вагоне ехал? — продолжал допрашивать солдат.— Я? Да с мужиками! Через вагон от тебя.— Кто еще из ваших едет не в спецвагоне?— Никого. Трое всего и было.— Чем я Кире помешал, знаешь?— Падлой буду, толком не знаю. Сказали — дело срываешь.— Сколько тебе за меня пообещали?— Как сколько! Я долю отрабатываю.— Документы у тех, из вагона, чекистские, верные?— Верняк. Мандаты кондовые.Теперь можно было переходить и к главному.— Чего везете-то?— Не знаю, солдат, Богом клянусь! — Если бы Пастух не боялся, что за резкое движение рукой его пристрелят, то обязательно бы перекрестился.«Врет, — понял Назаров, — и еще о Боге вспомнил, уголовная морда». Федор толкнул голову бандита вперед, под ветер, приставил маузер к затылку и нажал на курок.Испуганно ойкнул боец Раков.— Что ж ты, Марсель Прохорович, так тебя разэтак, пистолетик с предохранителя не снял! Выговор тебе, командирское порицание. А кабы в бою? Ну да ладно, дело поправимое, — Назаров сдвинул предохранитель.Пастух за те доли секунды, пока палец жестокого солдата давил на спуск, успел не только проклясть свою нефартовую жизнь, дело, в которое ввязался по дурости, Ваську-Мозоля заодно, но также немного по— седеть и малость подсадить сердце.Едва щелкнул выставляемый в правильное положение предохранитель, Пастух перепуганно заорал:— Солдатик, я на полпальца только чего-то знаю! Мазанул ухом чучка! Только слушок непроверенный!И затараторил, давясь словами, боясь делать паузы:— Гвоздь трепал — спирт везут. Он слыхал, как москвич базарил с нашим паханом. Торговались, на сколько ведер тянет товар. Гвоздь, он, может, и трепался. Гвоздь — он…— Что за товар предлагал москвич за спирт? — не давал опомниться или увести разговор в сторону Назаров.— Гвоздь у двери подслушивал, базар по кускам хватал. Какие-то цацки из ихнего, московского, музея…— Из музея?— Ну. Москвич толковал Кире, вещички, мол, заметные. Потому, дескать, и цена божеская. А так бы, дескать…— Киря — ваш пахан?— Ну.— Москвича как звать?Пастух опять призадумался, быть ли откровенным до конца, но в памяти вовремя щелкнул предохранитель солдатского пистолета, и это воспоминание вернуло его на праведный путь чистосердечных признаний.— Киря кликал его Рваным.— Кто такой, что о нем известно?— Гвоздь болтал, тот от какого-то Князя приехал дела вести. О Князе сам слышу впервые. Богом клянусь, солдат!«А теперь не врет», — распознал Назаров. И, не сбавляя темп допроса, спросил:— Сколько людей в спецвагоне?— Девять их. А зачем тебе? — Федор Иванович почувствовал, что Пастуха опять слегка отпустило и тот готов вновь приняться гнусно врать и изворачиваться. Пришлось слегка двинуть уголовника маузером по скуле. А что делать? Еще оставались вопросы.— Без болтовни мне. Быстро — кто в каком купе едет?— Да ладно, чего ты… Короче, в первом от конца поезда Киря и Патрон, в двух за ними — остальные ребятки.— В других купе спирт?— Ну.— В пути, не на стоянках, как охраняется вагон? Сколько, где стоят?— Да как… Не знаю! Вдали я, с мужиками ехал! Падлой буду…Пока в прокуренном тамбуре проходило несанкционированное дознание, дверь изредка подергивали, в нее барабанили и из-за нее доносилась ругань. Это несколько нервировало товарища Ракова, но Назаров и Пастух не обращали на помехи никакого внимания. Одному и другому было сейчас не до пустяков.— Кто в Монастырском Чека работает на вас?Пастух дернулся, повернул к Назарову испуганное лицо.— Да, ты что, солдат? Мой номер шестой, кто ж мне скажет. О том, кроме Кири, кто может знать? Может, Патрон еще. Он по пьяни знакомством в Чеке хвастал… И то… Ха, ты думаешь, я профессор?— Шлепнуть бы тебя, — мечтательно проговорил Федор, — по законам революционного времени. Да ведь пообещал отпустить, старый дурак. Так что прыгай-ка! Останешься в живых — завязывай. Освой какое-нибудь честное ремесло. Пошел!Справедливый солдат чуть подтолкнул бандита в спину, но тот уцепился за поручни и заголосил:— Давай до станции доедем! Скоро будет. Разобьюсь ведь к едрене фене! Солдатик!— Придется столкнуть, — железным голосом провозгласил Назаров. — Уж не обессудь. И полетишь головой вниз. Ну, готовься…— Нет, я сам! — Пастух нащупал ногами подножку вагона, согнул колени, оторвал правую руку от поручня, размашисто перекрестился, прошептал что-то про Бога и его безграничные милости и, оттолкнувшись, полетел навстречу удару оземь…— Не должен сильно разбиться, — сказал Назаров, закрывая за уголовником дверь. — Поезд сбавил ход. В гору идем, — и о чем-то задумался.— Часики ваши примите. В сохранности оне, — прервал его задумчивость товарищ Раков.— Оставь пока у себя, Марсель Прохорович. Позже отдашь.— В вертеп собрались?! В осиное гнездо?! — официант вскинул руки на манер провинциальных трагиков. Ему бы еще за сердце схватиться.— Посуди сам, товарищ Марсель, — решил все разъяснить подчиненному товарищ Федор Иванович, — останемся в поезде — скоро, очень даже скоро меня шлепнут. Боюсь, и ты засветился. То есть нас шлепнут. Можем сойти на первом полустанке. В этом случае останемся в живых, поедем следующим поездом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124