Возможно, я когда-нибудь раскаюсь в том, что спас его. Но эти грустные, увенчанные пушистыми, по-девичьи длинными ресницами бирюзовые глаза с поволокой — как же я могу, чтобы они закрылись навсегда…
Таниус посмотрел на меня так, что мороз пробежал по венам. Но на этот раз я выстоял, и он отвел взгляд, опустил оружие, сел у костра и застыл подобно статуе. Я присоединился к их обоюдному молчанию. Мы сидели, смотрели в огонь, молчали и думали — каждый о своем.
В какой-то момент я сообразил, что уже наступило утро. Свет окрасился в серые тона, туман уже не стоял стеной, а плыл рваными белесыми клочьями. Над горами рассветало дрожащее марево — в который уже раз миру являлось другое солнце, и каждый раз мир встречал его с дрожью пополам со страхом.
Оба моих нежеланных компаньона так и заснули сидя. Может быть, сейчас?
Куда там! Как только я распрямил спину, они разом подняли головы. Ладно-ладно, когда-нибудь вы уснете так крепко, что я сумею избавиться от вашего назойливого общества.
Пока я продирал глаза, Штырь сбегал за котелком и теперь растапливал в нем снег. Капитан Фрай уже смирился с присутствием своего бывшего подчиненного, видимо, решив для себя, что дезертировавший из стражи Сток навечно заклеймил себя позором и посему теперь не имеет к нему никакого отношения. А я обратил внимание на удивительный плащ Штыря, который лежал на запорошенном пеплом снегу и имел такую же невзрачную серую окраску. Но стоило мне взять его в руки и подойти к костру — плащ заблистал, как расплавленное золото, со стороны пламени, а с другой стороны стал грязно-бурым в тон моей одежды.
— Редкая вещь… — оценил накидку Таниус, внимательно наблюдавший за моими «опытами». — Говорят, такие плащи делают из шкур гигантских хамелеонов, живущих в смрадных болотах джунглей Сьерны, усиливая природные свойства их кожи магическими заклятиями. Сток, где ты раздобыл эту диковину?
— У одного знакомого чародея позаимствовал… — пробурчал тот, колдуя над кипящим варевом.
— А, понятно… Похоже, ты знал, что и где искать, в отличие от господина расследователя, который, кроме заурядной медной посудины, так ничего и не нашел. Или все-таки нашел? — Таниус хитро прищурился, поглядев на меня. Я сохранял полную невозмутимость.
— Доставайте свои кружки, благородные господа, — отвар стынет, — произнес Штырь, снимая котелок с огня.
Впервые в жизни меня назвали благородным — приятно, очень даже льстит. Ну что ж, постараюсь и вести себя соответствующе. Я принюхался к отвару, аромат был потрясающий. А вкус! Я вам скажу, это что-то божественное. Здесь и мята, и тимьян, и тмин, и другие травы — сбор подобран на Редкость удачно. Воистину мой новоявленный слуга — мастер готовки. Как говорится, под чернотой угля алмаз таится…
— Едим на ходу, — произнес Таниус, пытаясь остудить отвар в снегу. При этом он изредка посматривал на пустынную дорогу Что он там увидел? Это нервное состояние пере, далось и мне, да и Штырь тоже выглядел взволнованно.
— Что-то не так? — спросил я, но не дождался ответа.
— Фьюить, Белоснежка! — Штырь громко свистнул, ответом ему было негромкое ржание, а вслед за этим появилась стройноногая молочно-белая лошадка в белой попоне и белых же шерстяных чулках для зашиты от холода. Вот почему мы не видели Штыря, хоть он и ехал за нами по пятам, — отличная маскировка! Боевой конь Таниуса при виде этакой красотки навострил уши, всхрапнул и заскреб копытом. Да, Вороной еще тот шельмец — сразу сообразил что к чему, не то что мои апатичные создания, им лишь бы пожрать да по— спать вволю. Н-но, лентяи, придется вам сегодня основатель— но побегать, чтобы отработать свой овес!
Мы скакали долго. Вдоль тракта, как в гигантском калейдоскопе, мелькали похожие друг на друга утопавшие в снегу деревни, села, хутора, а вокруг нас ровной, ослепительно белой простыней раскинулись поля. Дорога была пуста и безлюдна, редкие сельские обитатели, едва завидев наш маленький отряд, быстро и бесследно исчезали.
Во второй половине дня мы въехали в предгорья. Местность разительно изменилась — равнины остались позади, теперь дорога петляла между холмами, заросшими непролазным ельником. Крупные поселения встречались все реже — землепашец в этих скудных краях мог и не дотянуть до следующей весны, поэтому обитатели предгорий в основном промышляли охотой и рубкой леса. Хотя в многочисленных горных долинах Фацении хватало незанятых пахотных земель, но свободные люди не спешили уходить на легкие хлеба и под тяжелый кулак батюшки-феодала. Здесь, в горах, они жили так же, как столетия назад, как их деды и прадеды, — просто и достойно. Сладкий яд цивилизации не смог отравить сердца истинных горцев, а в суровую годину они первыми становились на защиту страны и никогда не показывали врагу спину, сражаясь до последней капли крови за свою родину, свою маленькую деревню, свой дом, своих детей Но прежде всего — за свою свободу. Фацения никогда не была побеждена на поле боя.
Тем временем лес становился все гуще и все ближе подступал к дороге, которая уже превратилась в едва заметную тропинку.
— И это — торговый тракт? Мы, случаем, не сбились с пути? — спросил я Таниуса, который уверенно вел нас просветами между разлапистыми елями.
— Главный путь проходит в распадке, но в конце зимы он обычно заметен слоем снега высотой с крепостную стену. Мы бы потеряли много времени, проверяя его проходимость, и все равно вернулись бы на верхнюю дорогу. В конце концов все тропы в лесу рано или поздно выведут путника к жилью.
«Хорошо, если это жилье — людское, а не звериное…» — подумал я, но промолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166