Прозрачная голова ощерилась и злобно зарычала. Тимофей печально вздохнул и закатал рукав. Стеклянноголовый Хартгарт ринулся вперед. Практически невидимые клыки щелкнули возле самой руки Тимофея…
Но не укусили. «Если ты не боишься крови, — лихорадочно размышлял Тимофей, — то зачем тебе укусов избегать? А вот если боишься…»
Он полоснул по запястью. И щедро окропил брызнувшей кровью попытавшуюся отпрыгнуть голубоватую гиену.
Божество разразилось идиотским ржанием и снова попыталось отпрыгнуть. Тимофей, покривившись от боли, пробормотал:
— Ах не нравится…
Потом щедро намазал обе ладони текущей из запястья кровью, густой и горячей. И попытался было ухватить гиену за загривок. Ладони соскользнули, на торчащем иглами загривке остались кроваво-розовые пятна, подсвеченные изнутри сияющим телом стеклянно голового божества.
Божество хрюкнуло и вроде бы поуменьшилось в размерах. Затем резво запрыгало от него по залу, почти не разгибая задних ног. Тимофей ринулся за ним следом, по пути сбивая жриц, кидающихся телом защищать своего божка и господина.
От каждого нового прикладывания кровавых ладоней Стеклянноголовый Хартгарт ревел, как раненый бык. И понемногу сжимался.
Минут через двадцать Тимофей гонял по залу уже не громадную полупрозрачную гиену почти без головы — она по-прежнему была настолько прозрачной, что практически не различалась на голубоватой шее, — а тельце маленькой собачонки крайне уродливого вида. Тельце сплошь покрывали кровавые пятна.
Жрицы кругом выли и пытались ухватить скачущую собачонку за загривок. Наверное, для того, чтобы спрятать своего великого и могучего бога от страшного и злого Тимофея. На флангах то и дело смазанной тенью в зеленом появлялся Вигала, расчищал ему путь, а потом вновь ненадолго увязал в куче азартно бросающихся на него жриц. У Тимофея, грешным делом, даже появилась крамольная мысль о том, что жрицам, повидимому, просто не хватало обычного, нормального общения с мужчинами. После всех своих служб и жертвоприношений…
Ибо на широкоплечего красавца Вигалу они кидались с гораздо большим желанием, чем на защиту своего родного Стеклянноголового.
В конце концов Тимофей изловчился и ухватил песика за хвост. А тот вдруг с громким хлопком исчез. Просто растворился в воздухе — и все.
Жрицы застыли вокруг него опечаленными соляными столбами.
— Ну и что все это значит? — спросил у затихшего зала Тимофей, растерянно всматриваясь в опустевшие ладони.
Там ничего не было — если не считать его крови, уже начинавшей сворачиваться и подсыхать. Запястье слегка кровоточило. Но не сильно — система свертывания в организме явно сработала как надо, и перерезанные сосуды уже начали схватываться тромбами и спазмами, предотвращая кровопотерю. Тут все складывалось хорошо.
А вот с исчезнувшим божком было наоборот — совсем не все как надо. И как ему теперь Леху выручать, спрашивается? А он так наделся, что возьмет собачку за хвостик, ткнет мордой в остекленевшего Леху — и тот, зараза, враз раскодцуется.
— Вигала! Что будем делать?
— Ты молодец, Тимофей. — Вигала совершенно беззвучно объявился рядом, одобрительно похлопал его по плечу. — Убил божка, надо же… А сейчас пойдем Леху высвобождать.
— А что все-таки случилось? — растерянно поинтересовался Тимофей.
И попытался обтереть руки об тунику первой попавшейся жрицы. Та коротко всхлипнула, но даже не сдвинулась с места.
— Э-э, а вот этого не надо, — строго сказал Вигала, уводя его руки в сторону от черной фигуры. — Твоя кровь у нас теперь драгоценная эманация… И к тому же нельзя так с женщинами обходиться. Сегодня руки об них вытираешь, а завтра ноги начнешь…
— Куда делся Хартгарт?
— Туда же, откуда и пришел, — в Черный Мрак, в Беспросветную Бездну… В пространство между мирами, где умирает свет и обретаются изгнанные боги. И будет покоиться там, пока какая-нибудь из жриц снова не совершит определенный обряд и не вызовет его оттуда.
— О… — потрясение сказал Тимофей, чувствуя, как его понемногу начинает мутить. — Значит, я его, так сказать, изгнал отсюда. Так? Хорошо… А вдруг эти жрицы прямо сейчас его сюда вызовут? Может такое произойти или нет?
— Нет. Пока ты стоишь здесь с окровавленными руками, Хартгарт сюда не заявится — боится вида крови, паразит. И даже более того…
— Что еще?
Громила-эльф, ухмыляясь во весь рот, заявил:
— Я тут вспомнил кое-что… Кровь изгнавшего бога священна. Я, правда, не знаю точно, что это значит.
— Это значит, что прикосновением своих рук ты можешь исцелить своего друга, проклятый! — взорвалась одна из жриц. — Иди и забери его! А потом выметайтесь отсюда, убожества, наполненные кровью, потом и мочой…
— Ну-ну, ты сначала на себя посмотри, — дружелюбно посоветовал Вигала озлобленной даме. — Ты же из самой обычной плоти и крови. А вовсе не из светящейся стекляшки, как твой хозяин. Пошли в хранилище, Тимофей.
* * *
Он шел между рядов застывших в стекле монстров и поочередно прикладывал к ним руки. Там, где ладони оставляли на боках кровавые отпечатки, стекло начинало стремительно мутнеть и терять свою прозрачность. А затем фигура оживала, быстро и резко. Он шел, а за ним оставались жалобно вздыхающие и даже кое-где матерящиеся монстры, которым тут же принимался объяснять что-то вполголоса шедший за ним Вигала. Время от времени приходилось снова терзать запястье кинжалом, чтобы обновить кровавые следы на своих ладонях.
Наконец дошла очередь и до Лехи, стоявшего в самом конце. Тимофей с определенным трепетом и пиететом подошел, приложился к нему ручками. И сразу ощутил, как потеплело и ожило холодное стекло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88