А что до Рогнеды… – тут волчица усмехнулась, – женщин он готов равнять с животными, они для него слишком ничтожны, чтобы брать их в расчет. Вот такой вот он, царь Кусман.
– Но как он может не понимать, – снова взорвался Пересвет, – что времена изменились и старые союзы распались!
– Так и не понимает, – лениво проговорила Веста, – а я не понимаю, почему это так тебя удивляет. Ты, кажется, участвовал в захвате Серебряного царства. И неужели ты счел, что Далмат себе более ясно представлял грядущую опасность? Я уверена, что он и сейчас воображает, будто царь Елисей выдумал какую-то забавную игру. А чего ты хотел? Елисей, Далмат и Кусман жили в мире и дружбе едва ли не полвека, по-приятельски ездили друг к другу в гости, даже детей и тех переженили: Ходан, сын Далмата, женат на Светолике, дочери Елисея, а у Кусмана и вовсе двое сынов взяли в жены Елисеевых дочерей. Подумай, какого подвоха могут они ожидать от собственного свата?
– Никакого, – поник головой Пересвет, – но все же я думал… я надеялся…
– Зря надеялся, – отрезала Веста, – сам видишь, как все выходит. Это нам беды мало: только бы яблоки молодильные да живой воды кувшинец о двенадцати рылец получить и – ау, царь-батюшка! Не пора ли нам пора, в том смысле, что надо и честь знать.
– А как вы думаете пробраться к царю Далмату?
– Проберемся как-нибудь, – беззаботно ответила волчица, точь-в-точь как Иван.
Пересвет понял, что особого сочувствия он не добьется и с досадой бросился на траву.
– Не рассиживайся, – тут же строго сказала ему Веста, – день на исходе, пора нам уже потихоньку двигаться.
Пересвет рассеянно кивнул, взобрался на коня и стал молча наматывать на руку поводья. Волчица же потянулась, сладко зевнула, продемонстрировав Ване целую пасть белоснежных зубов, встряхнулась и сказала:
– Садись, поедем.
Иван сел. Тронулись в путь.
Ехать было недалеко, и вот уже впереди замаячил знакомый лес.
– Хороший лесок, – одобрил Пересвет, – у нас таких нет. Все больше елки да сосны, а чтобы вот так все зелено – такого нет.
– Зато у вас грибов, наверное, пропасть, – возразил Ваня, – а здесь я одни сыроежки встречал, да еще маслята кое-где.
– Грибы – это да, – Пересвет серьезно кивнул, – грибы, ягоды. Черники – той вообще тьма-тьмущая, как осень, так из лесу ведрами ее приносят. Часть на варенье, часть в подвалы, на лед, а там уж как пойдет, – и на пироги, и так, сырой. Вкусно! Но и приедается тоже за зиму.
– Давно я черники не ел, – мечтательно проговорил Иван, – магазинная – это одно дело, а чтобы так, свеженькая…
– Это как – магазинная? – не понял Пересвет.
Ваня махнул рукой, мол, долго объяснять.
Тем временем волчица уже подходила к тому самому месту, где так удачно утром встретились с Настенькой. Иван успел спрыгнуть прежде, чем Веста его сбросила, с удовольствием потянулся и огляделся по сторонам. Солнышко уже из ярко-белого шара обратилось в краснеющий диск на горизонте, по небу разливалось алое зарево. Судя по всему, лесовица должна была вот-вот прийти.
– Ну и где твоя Настенька? – обратилась волчица к Ване.
Тот развел руками:
– Не знаю. Должна быть. Только она не моя.
– Твоя, твоя, – усмехнулась Веста, – ты же с ней дружбу ведешь.
– А тебе что, жалко? – хихикнул в свою очередь Ваня. – Или ты ревнуешь?
Волчица будто смутилась, но тут же ответила прежним тоном:
– Мне-то не жалко, однако же не каждому лесовица помогать будет.
Иван задумался над тем, что бы такое ответить, но тут из-за небольшой осинки вынырнула сияющая Настя.
– Здравствуй, Ванечка! – Она широко улыбнулась Ивану, бросилась к нему, приобняла и тут же подбежала к Весте с Пересветом.
– И тебе, белая волчица, здравствовать! – сказала лесовица с важностью. – А тебя, витязь, я не знаю, как и звать!
– Пересвет, – улыбнулся он, – а ты, знать, Настена?
– Настасья! – наставительно сказала лесовица. – Но можно и Настенька. Здравствуй, Пересвет!
– Здравствуй, Настасья, – поклонился Пересвет вежливо, – много о тебе наслышан и очень рад встрече!
Настя улыбнулась ему и снова подошла к Ивану:
– Поймала я твоих лошадок, Ванечка! Тебя дожидаются вон за теми березами.
И она показала рукой на несколько березок, сиротливо жмущихся друг к другу. Ваня просиял и, забыв ее поблагодарить, со всех ног помчался к ним.
Кобылицы и правда оказались за березами. Стояли они смирно, убежать не порывались, да и не могли – ноги их были крепко связаны тонкими ивовыми прутьями. Видно было, что Настенька творчески подходила к процессу поимки лошадей и даже постаралась их украсить по-своему. В золотые гривы она вплела цветы, да такие, перед которыми Ванин букет казался жалким веником. Горели тут и огненные жарки, и синий барвинок, и мелкие белые колокольчики, и такие цветы, каким и названия не было, какие знала одна только лесовица. Хвосты были увиты душистым горошком, хмелем и вьюнком, а за уши кобылицам Настя пристроила по паре тигровых лилий. Еще краше стали лошадки с таким убранством.
Ваня огладил кобылиц, наконец-то рассмотрел их как следует при дневном свете. Обернулся к подбежавшей лесовице:
– Спасибо тебе, милая! Что бы я без тебя делал!
– Не за что! – заулыбалась Настя и покраснела.
Ваня вспомнил про цветы и бросился к полянке.
– Эй, ты куда? – крикнула лесовица ему вслед.
Иван быстро нашел оставленный на земле букет. Заметив, что цветы примялись, расправил их слегка и побежал обратно к Настасье.
– Это тебе! – Он протянул ей цветы и остановился в нерешительности, ожидая, что она скажет.
– Ой, – опешила лесовица, – мне? Отчего же?
– Ну… – замялся Ваня. – Понимаешь, у нас принято дарить цветы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110