Девушка очень удивилась.
— Нет, нет! Этого нельзя делать, — громко ответила она, и барон удивленно взглянул на них. — Не беспокойтесь обо мне, — тихо добавила Фелисите, а потом быстро покинула комнату.
Де Бьенвилль уселся за стол и начал теребить тонкую золотую цепочку на шее, которую почти не было видно из-за галстука.
— Шарль, когда я узнал, что вы договорились об отплытии Фелисите во Францию, мне было очень плохо, и ночью я чуть не бросился в реку и долго не мог прийти в себя. Но потом немного успокоился, — Жан-Батист криво усмехнулся. — Как странно, что в жизни все повторяется…
Барон с удивлением уставился на брата:
— Что такое? Ты влюбился в Фелисите?
— Мне кажется, что я близок к этому, — вздыхая, заявил младший брат. — Из нее выйдет поразительная жена! Шарль, неужели нельзя по-другому расплатиться с отцом и сыном де Марья?
— Ты знаешь, что иного выхода нет!
— Дважды я стоял на пороге счастья, и дважды долг в лице моего старшего брата захлопнул передо мной заветную дверь! — де Бьенвилль снова вздохнул. — Она меня околдовала, это милое сероглазое дитя! Мое спасение только в том, что я сегодня уезжаю!
Глава 15
Фелисите была очень занята пс>сле отъезда де Бьенвилля. Барон почти не помогал девушке Ј работе, а постоянно рассуждал о том, что следует снести дрм на рю Сен-Пол и построить на его месте другой, более современный особняк. Кроме того, он обсуждал поездку в Европу и даже в Англию. Когда девушка приносила ему бумаги на подпись, он подписал все не глядя, заявляя, что полностью ей доверяет. Иногда он виновато говорил за завтраком:
— Малышка, я буду занят веер день. Накопилось много писем, и надо бы с ними разобраться. Ты меня не отвлекай.
Фелисите понимала, что он проведет день с отцом Бениг-нусом, славным священником, который увлекался произведениями ювелиров. Они неторопливо будут обсуждать искусную работу мастеров, создавших красивые чаши, миски, графинчики и витые ложки. На следующее утро Фелисите видела, что кипа неразобранных писем не уменьшилась.
Девушка заметила, что барон стал меньше работать с тех пор, как до него дошли новости о том, что Луизиану передали в ведение Антуана Кроза и его торговым партнерам. Это известие здорово подкосило мсье Шарля, и он никогда больше не обрел прежнюю силу, хватку и напористость. Отсутствие бойцовских качеств стало заметно многим, и барон иногда даже этим хвастался.
— Я поздно проснулся нынче. Каким лентяем я стал! Постепенно Фелисите стала выполнять почти всю работу.
Для девушки это явилось спасением, ибо ей некогда было думать о том, что она больше никогда не увидит Филиппа. Освобождаясь от дел и поднимаясь в свою комнату, девушка вспоминала, как они были вместе в часовне. Она вновь и вновь перебирала последние слова, которыми они обменялись, словно бусинки четок.
К облегчению Фелисите, свадебную церемонию пришлось отложить. Об этом она узнала из весточки, которую ей впервые прислал Август де Марья. Ей не понравилось письмо. Оно было полно напыщенных фраз. Его назначение задерживалось, и поэтому ей не стоило покидать Канаду до тех пор, пока не прояснятся дальнейшие планы. Август сожалел, что их знакомство откладывается, потому что ему хотелось увидеть свою невесту. Он подписал письмо: «Остаюсь Ваш преданный и огорченный слуга, с нетерпением ждущий встречи».
Фелисите настолько обрадовалась весточке, что с трудом удержалась от того, чтобы не упомянуть об этом в своем ответе. Последний вариант письма она показала баронессе, и та во всем с ней согласилась.
— Письмо написано вежливо и мило, — заметила баронесса, — даже слишком вежливо для этого дурно воспитанного и надменного буржуа, которого Шарль выбрал тебе в мужья.
Лето подходило к концу. Баржи и каноэ сновали по реке, спеша перевезти все необходимое для того дня, когда лед скует реку и отдалит многие города Новой Франции друг от друга и от остального мира. Фелисите проводила в кабинете барона времени больше, чем он сам, и без всякой помощи занималась делами семейства ле Мойн. Приданое девушки было готово, но она его не сложила в сундук. Как-то миниатюрка с портретом Августа де Марьи упала на пол, и на ней появилась трещина. После этого казалось, что он ухмыляется, и выражение его лица было самое неприятное. Барон и Бенуа наконец закончили дела, связанные с огромными суммами, выделенными в качестве приданого девушке.
Наступила осень с ее туманами, хмурыми рассветами и необычайным сочетанием алого, золотистого и рыжих цветов, постепенно превращавшихся в пурпур и терракоту. Повсеместно весело отмечали Праздник урожая, и женщины были заняты подготовкой запасов на зиму.
Баронесса почти не вставала с кресла, и Фелисите пришлось взять в свои руки засолку огурцов и мелкого лука. Она следила за тем, как коптились ветчина и угри, засаливались говядина и свинина, как убирались на хранение брюква, морковь и яблоки. Ей не очень нравилось заниматься подобными делами, и она все время вспоминала о разных ведомостях и расписках.
Как-то в начале октября Фелисите была на кухне. На ней был огромный фартук, подпоясанный синим кушаком, с двумя карманами. Она увидела, как по лестнице спешно спускается барон, и пошла к нему навстречу, опасаясь, что их ждут дурные новости. В руке барон держал распечатанное письмо и казался очень взволнованным.
— Фелисите! Малышка! Планы опять изменились, и Августа де Марью не посылают во французские провинции. Ты не поверишь, какое у него теперь назначение.
— Его отправляют в Монреаль? Я не ошиблась? — беспокойно спросила она.
— Нет, не в Монреаль. Он направляется в Луизиану!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144