Маккензи чуть не вырвало на виду у всех – от позора ее спасло поспешное бегство в хижину. В этот вечер кусок не лез ей в горло, хотя апачи поглощали мясо мула с большим аппетитом. Кажется, даже Кэлу мясо пришлось по вкусу, но он с детства привык к такой пище.
– Мясо мула ничем не отличается от мяса коровы, – сказал он, когда Маккензи отказалась от своей порции.
Наверное, он был прав, но все равно Маккензи не могла есть.
Кроме животных, индейцы прихватили в мексиканской деревне еще кое-что – теквилу. Маккензи с ужасом наблюдала, как после вечерней трапезы двенадцать мужчин, сидевших вокруг костра, осушили три огромных емкости спиртного. Вскоре послышался хриплый смех, речь стала невнятной. Бутылки торжественно разбили о камни, которыми был обложен костер. Один индеец, шатаясь, побрел по естественной надобности, но свалился в реку. Четверо товарищей, хотя были пьяны не меньше, стали вытаскивать его из воды. Другие потащили женщин в заросли тростника, повинуясь другому зову природы. Но не все были столь деликатны – некоторые расположились с женщинами прямо у костра.
Маккензи чувствовала себя все хуже и хуже, у нее постоянно стоял ком в горле, но остановить пьяную оргию было не в ее силах. Она застыла возле Кэла, как каменное изваяние. В этом безумном мире он был ее единственной надеждой и защитой.
Маккензи надеялась, что апачи позволят им с Кэлом мирно созерцать празднование, но эти надежды растаяли, как дым, когда молодой индеец по имени Чако присел возле Маккензи и начал пожирать ее голодными глазами. Его голова раскачивалась из стороны в сторону, будто он был не в состоянии держать ее прямо, а лицо пылало, но не от близости жаркого костра. Вдруг Чако перевел пристальный взгляд на Кэла и невнятно пробормотал несколько слов. Кэл что-то резко ответил ему. Чако снова взглянул на Маккензи, чуть прикрыв лукавые глаза. Он протянул руку, чтобы дотронуться до ее волос, заплетенных в толстую косу. Маккензи отпрянула. К этому моменту все, кто оставался у костра, стали бросать на них туманные взоры. Индеец снова что-то крикнул Кэлу. Кэл ответил с такой же горячностью. Оба встали.
– Маккензи, иди в хижину, – велел Кэл. Маккензи с трудом поднялась на ноги и отступила на несколько шагов.
– Иди же!
Она повернулась, чтобы уйти, но внезапно ее остановила какая-то грубая темная рука. Она оглянулась и увидела Джеронимо.
– Останься, – спокойно велел он по-английски.
С бешено бьющимся сердцем Маккензи наблюдала за Кэлом и Чако, прошедшими внутрь круга. Они согнулись и кружили, как два волка, жаждущих крови противника. Вдруг в круг, пошатываясь, вступил еще один индеец и что-то громко объявил.
– Это брат Гошк-ана Йаноза, – объяснил Маккензи Джеронимо.
Он говорил четко и ясно, хотя Маккензи видела, что пил он не меньше остальных.
– Он будет бороться на стороне Гошк-ана. Йаноза! Человек, который убил ее отца. Макензи стало холодно несмотря на жар костра.
– Гошк-ан будет драться из-за тебя, – продолжал пояснять Джеронимо, и Маккензи показалось, что это его забавляет.
– Не могли бы Вы остановить их? – попросила она. Предводитель апачей ничего не ответил.
Кэл и Йаноза тем временем страстно спорили. Кэл махнул в сторону, чтобы Йаноза отошел, и тот вышел из круга со смертельно обиженным видом. В этот момент Чако набросился на Кэла, и они схватились. Соперники двигались очень медленно, но от напряжения всех сил лица их стали красными, а мускулы так налились, что казалось: вот-вот лопнет блестящая от пота кожа. Чако споткнулся и опустился на одно колено, Кэл изогнулся, и оба упали на землю. Они перекатывались по площадке несколько раз, потом остановились – Кэл был наверху.
Вдруг что-то сверкнуло в свете костра. В руке Чако появился нож. Как только он занес руку, Кэл схватил его за запястье. И снова продолжилось состязание в силе, но уже не на жизнь, а на смерть.
Джеронимо хмыкнул, затем что-то резко крикнул. Противники немедленно прекратили борьбу. После следующего приказа вождя Чако бросил нож, а Кэл поднялся с земли.
– У меня и без того мало воинов, чтобы позволить им убивать друг друга из-за женщины, – сказал Джеронимо.
Маккензи знала, что он произнес это по-английски для нее.
Кэл все еще злился, Чако уставился в землю. Джеронимо обвел индейцев суровым взглядом.
– Жена Гошк-ана одна из нас. Вы будете относиться к ней с таким же уважением, с каким апачи всегда относились к женам соплеменников. К женщинам, которых мы увели из Сан-Карлоса, вы тоже будете относиться с уважением. Если хотите, выберите себе жен. В противном случае относитесь к ним, как к сестрам.
Маккензи подумала, что Джеронимо несколько запоздал со своим приказом.
– Мне больно видеть, когда вы ведете себя подобно мексиканцам и белым, – проворчал он, заканчивая речь.
После этих слов мужчины насупились, как обиженные маленькие дети. Джеронимо взял бутылку теквилы и снова уселся у костра, как каменная статуя. Воины снова занялись питьем, и через час почти все валялись на земле мертвецки пьяные.
Когда Кэл и Маккензи ушли, наконец-то, в свою хижину, женщина все еще дрожала.
– Мы уйдем отсюда, – сказал Кэл, как только они остались одни.
– Но как это сделать?
– Я придумаю. Ты не можешь так жить, – он поморщился, – и я не могу. Всю жизнь мне казалось, что самые счастливые годы я провел среди них, но сейчас… Черт! Мак, апачи так не живут. Так живут…
– Я знаю, – мягко сказала она.
Когда-то Маккензи ненавидела апачей так же, как все белые в Аризоне, но за последние несколько недель, когда она увидела, как работают Мако, Бей и Исти, когда она познакомилась с Бай-я-нетой и ее подругами-пленницами, Маккензи пришла к выводу, что во многих отношениях этот дикий народ, способный жить в бесплодных горах, достоин восхищения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108