Всегда лучше излагать подобный «меморандум» на бумаге. Мужчины неохотно слушают других, не дают высказаться и забивают собеседника нелогичными аргументами.
– Я и сама об этом думала уже, – заметила Катрин, – но потом мне показалось, что письмо – мера слишком жесткая. Ведь мы с Жан-Полем не ссорились. Мы можем поговорить обо всем спокойно.
– В роли разрушительницы семьи ты бы мне определенно была не по душе, дорогая…
– Я и сама себе была бы не по душе, – вклинилась в ее речь Катрин.
– Мне бы определенно не хотелось видеть в тебе причину развода этого человека.
– Об этом и речи быть не может, мама.
– А что потом? Как это будет выглядеть в дальнейшем? Я имею в виду: после того, как он оформит развод.
– Думать об этом сейчас нет необходимости.
– Тут я иного мнения. Всегда лучше не просто плыть по течению, а ставить перед собой определенную цель. – Хельга поднялась. – Сделай одолжение, дорогая, принеси мне из холодильника бутылку пива. Выпьешь со мной стаканчик?
– Не знаю, не будет ли мне хуже.
– Не будь такой мнительной, дорогая. Стакан пива еще никому не вредил.
Когда Катрин вошла с подносом, неся на нем откупоренную бутылку пива и два стакана, Хельга уже принесла из своей спальни пачку сигарет. Катрин поняла, что разговор предстоит долгий, но это не вызвало у нее никаких неприятных чувств. Она решила быть по возможности откровенной.
В пятницу, когда обе женщины еще занимались уборкой квартиры, а Даниэла уже отправилась в школу, вдруг зазвонил телефон.
Как всегда, Хельга Гросманн первой подошла к аппарату и сняла трубку, тут же передав ее Катрин.
– Это тебя. Из Рима.
– Кто?
– Ну кто же еще? Он.
Катрин поставила на стол поднос с грязной посудой и взяла трубку из рук матери.
– Да? – спросила она, удивленная, но вовсе не обеспокоенная?
– Это я, ch?rie, Жан-Поль.
– Слышу. Ты хочешь, чтобы я что-нибудь тебе привезла?
– Нет, нет, дело не в этом.
– Мой самолет вылетает в 12.50, так что в Риме я буду приблизительно к пяти.
Жан-Поль на минуту умолк. Потом решился:
– Мне очень жаль, ma ch?rie, но все это ни к чему.
– Я что-то не понимаю.
Невольно Катрин оглянулась на мать, но та, проявив необычайную тактичность, удалилась.
– Тебе уже не надо лететь в Рим…
Катрин онемела.
– То есть, конечно, можешь прилететь, если захочешь, тем более что здесь очень красиво. Солнце просто сияет. Но я не смогу здесь остаться до твоего появления.
Катрин не знала, что сказать.
– Ты слышишь меня, Катрин? Ты у телефона? – закричал он.
– Да, – произнесла она через силу.
– Моя жена вернулась. Она лежала в больнице. Позже все расскажу подробнее.
– Что же тут рассказывать?
– Прошу тебя, ch?rie, не обижайся. Моей вины тут нет. Так получилось.
Катрин бросила трубку, прерывая разговор. Сделала она это не для того, чтобы показать ему, сколь сильно осуждает его непорядочность, а потому, что не хотела слушать его оправданий. Она была совершенно раздавлена.
Вошла Хельга с кухонным полотенцем в руке. – Ну что?
Катрин ответила не сразу. Мысли путались. В душе клокотала обида. Но потом осознала, что у нее есть выбор: она может слетать в Рим и сама по себе. Номер в гостинице найдется. Или уединиться в дюссельдорфской квартире? Тогда мать не заметит, что из встречи с Жан-Полем ничего не получилось. А может перетерпеть обиду на месте, никуда не выезжая? Катрин была не только безмерно разочарована, но и ощущала себя вконец посрамленной.
– С Римом ничего не вышло, так ведь? – спросила мать.
Катрин не хотелось сразу же капитулировать.
– Почему ты так решила?
– У тебя все на лице написано.
Катрин провела ладонью по лицу – от лба до подбородка.
– Это совсем не так!
– Так, так! Меня не проведешь.
– Я и не собираюсь. Мне, прежде всего, надо самой во всем разобраться.
В дверь позвонили. Хельга впустила Тилли, за которой топала маленькая Ева. Тилли уже раньше проявила готовность заменить Катрин на эти дни.
– Вот-вот пробьет девять, – бодро проговорила Тилли. – Лавку открывать?
– Кажется, Катрин в Рим вовсе и не летит, – объявила Хельга.
– То есть как? – удивилась Тилли.
– Ты была права, Тилли, – произнесла Катрин, – ты во всем была права. Вот и начинаются зигзаги. – Она расправила плечи. – Но я в этом участвовать не собираюсь.
– Что ты хочешь делать?
– Никогда с ним больше не встречаться.
– А не слишком ли поспешное решение?
– Даже если бы я поступила еще более резко, это был бы слишком мягкий ответ на проявленное ко мне пренебрежение.
– Тебе лучше знать. Но сможешь ли ты выдержать?
– Катрин совершенно права, – заметила Хельга. – В данном случае единственно разумное решение – подвести жирную черту под всем, что произошло.
– Это как раз то, что я собираюсь сделать, – подтвердила Катрин.
– Не получится ли так, что ты причинишь этим больше боли себе, чем ему? – спросила Тилли.
– Это мне все равно. Лучше полная ампутация, чем вечно гноящаяся рана.
– Совершенно верно, дорогая, – похвалила ее мать. – Я горжусь тобой.
– Ох, бедняжка! – вздохнула Тилли.
– Если бы вы обе сегодня занялись лавкой, – предложила Катрин, – то я могла бы спокойно распаковать чемодан, аннулировать заказ на воздушный рейс и написать письмо.
– Что за письмо?
– То, за которое я должна была сесть сразу же после того, как он заговорил о разводе. Просто в то время у меня еще не было решимости сделать это.
– А теперь-то есть? – с сомнением спросила Тилли.
– Да, – твердо ответила Катрин.
– Что ж, может быть, – пожала плечами Тилли. – Во всяком случае, бумага все стерпит.
Но когда Катрин села за письмо, то оказалось, что вовсе не так уж просто подобрать нужные слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74