Он сказал – я точно помню – «На самом деле, Джин, я буду счастлив, если просто останусь собой».
45
Когда мы покинули уютный «Кингс Армс» и вышли на улицу, было почти три часа дня.
– Я позвоню тебе на неделе, – сказал мне Гершвин, когда мы втроем стояли на тротуаре перед входом.
Потом он повернулся к Джинни:
– Увидимся… когда-нибудь. Я надеюсь.
Джинни в ответ смущенно улыбнулась и протянула руки, чтобы обнять его.
– Береги себя, – сказала она, крепко его обнимая.
– И ты себя.
Он легко поцеловал ее в щеку, махнул мне рукой и пошел по Хай-стрит, а мы с Джинни стояли, погруженные каждый в свои мысли, казалось, целую вечность.
– Что собираешься делать? – спросила Джинни, когда вдруг начал накрапывать дождь.
– Ничего. А ты? Встречаешься сегодня с Иэном?
Она подняла голову и пристально посмотрела мне прямо в глаза, при этом на лице у нее не было никакого выражения.
– Нет. Я ничего не собиралась делать.
– Если хочешь, давай ничего не делать вместе, – осторожно предложил я. Хоть мы и были не в том настроении, я все-таки хотел подчеркнуть, что не подкатываюсь к ней.
– Хорошо, – сказала она, кивнув как будто для того, чтобы подтвердить, что это просто дружба и ничего больше. Она даже взяла мою руку, чего никогда бы не сделала, если бы речь шла о чем-то другом. – Пожалуй, это самая лучшая идея, которая только может прийти в голову, Мэтт.
Ничего не делать не получилось, потому что Джинни вспомнила, что уже больше месяца не совершала свой еженедельный поход за продуктами из-за занятости на работе, и час, остававшийся до закрытия супермаркета, был единственным шансом для нее купить что-нибудь поесть на ближайшие несколько дней. В супермаркете Джинни напомнила мне Элен. Обе вели себя крайне нерационально: ходили по три раза по одному и тому же проходу, покупали замороженные продукты вначале, а не в конце и часто бросали что-то в тележку только из-за того, что им нравилось название. (Так Джинни купила бутылку розовой воды, потому что ей понравилось название и съедобные серебряные шарики, которые кладут сверху на торты и печенье, хоть она сказала, что не занимается выпечкой.)
Само собой, за сорок две минуты, которые мы провели в супермаркете, мы встретили наших бывших соучеников: Дэвида Кимбла (тогда: самый маленький ученик во всем выпуске; теперь: без сомнения, самый маленький водитель грузовика в стране) и Элизабет Кауэн (тогда: все думали, что она будет плохо переносить самолет всю оставшуюся жизнь; теперь: стюардесса в компании «Эйр Лингус»). Оба были удивлены, увидев нас с Джинни вместе спустя столько времени, и – надо ли говорить? – оба сделали неправильный вывод. Мы с Джинни предприняли такие неуклюжие попытки их разубедить, что, казалось, что мы просто врем от смущения. Потом мы, нагрузившись пакетами с едой, поехали к Джинни, и, пока она готовилась к своим занятиям на следующий день, я приготовил нам макароны. Мы откупорили бутылку вина, сели на пороге заднего крыльца, а потом просто пили вино и разговаривали, глядя в сад. Мы вспоминали прошлое и наши тогдашние планы на будущее, а еще мы говорили про то, что происходит у нас в жизни сейчас. Потом мы говорили про смерть Эллиота и про чувства, которые она у нас вызвала. Это был искренний, часто очень прямой разговор, который может возникнуть только между людьми вроде нас – старыми друзьями и бывшими любовниками: наши судьбы переплетались, а история наших отношений уходила так далеко в прошлое, что казалось, у нее нет начала. Настроение у нас было уже не таким грустным, зато более интимным, более рефлексивным – в такой атмосфере могло произойти все что угодно, но я знал, что ничего не произойдет. Это было совсем не то что в старые времена. Сейчас каждое действие имело свои последствия, и мы это понимали.
Я повернулся к Джинни и улыбнулся:
– Странно, да?
Она тоже улыбнулась.
– Ты и я сидим на заднем крыльце дома твоей мамы, – продолжал я. – Сколько раз мы уже вот так здесь сидели?
– Много. – Джинни поставила свой бокал на землю и перевела взгляд на дальний угол сада. – Я грущу по маме, понимаешь? – сказала она после паузы.
– Да. Само собой.
– Знаю. Так оно и есть. Я не уверена, что «грущу» – подходящее слово, Мэтт. Без нее я чувствую, что чего-то не хватает. Какой-то части меня больше нет. – Она снова подняла бокал. – Иногда я пытаюсь с ней разговаривать. Знаю, что это только в моем воображении, но это лучше, чем ничего. Я представляю себе, как мы сидим за кухонным столом и я рассказываю ей о своих новостях – про школу, про Иэна, про мое отношение к миру, – а она слушает. И от одной мысли, что она слушает, мне становится легче. Странно, не правда ли, что тебе становится легче только от того, что кто-то тебя слушает. Мама всегда умела выслушать. О чем бы я ни болтала, она слушала меня так, как будто это самое важное в жизни. А сейчас, когда ее нет, мне кажется, что все хорошее, что было в моей жизни благодаря ей, тоже ушло. – Джинни вздохнула. – Извини, – сказала она, поворачиваясь ко мне. – Я начинаю тебя доставать, да?
– Нет, – ответил я. – Ничего подобного. Я рад, что ты можешь говорить об этом со мной, только и всего.
Джинни улыбнулась:
– Конечно. Я могу говорить об этом с тобой. – Она посмотрела на меня с любопытством. – Вижу, ты хочешь меня о чем-то спросить. Спрашивай.
Я засмеялся.
– Ты права. Но это не столько вопрос, сколько… Я не знаю. Просто до сих пор никто, кого я знал – ну, с кем я был близок, – не умирал. Мои дедушки и бабушки умерли, когда я был еще маленьким, и после того никто не умирал, разве что какой-нибудь дальний родственник. Когда я встретил тебя тогда в «Кингс Армс» и ты сказала, что твоя мама умерла, я и понятия не имел, через что ты прошла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78