Но миссис Гудпастчер умерла – совершенно неожиданно, около девяти часов утра, когда за окном дул порывистый холодный ветер, а ей должны были принести картофельную запеканку на завтрак.
А он, когда это случилось, уже вышел из дому и направлялся к ней в больницу, и связаться с ним не смогли. Не удалось дозвониться и до ее сына Джема.
И когда он пришел к ней, то увидел задернутые занавески у постели и обеспокоенные, огорченные глаза медсестер, которые те пытались спрятать от него. Старшая сестра улыбнулась Гудпастчеру так, что у него внутри все похолодело, и повела его к себе в кабинет.
Он обернулся, бросив взгляд на занавески, и медсестры заметили промелькнувший в его глазах ужас.
Когда Айзенменгер утром следующего дня вошел в контору Елены, опоздав всего на четверть часа, Джонсон был уже там. За окнами лениво, как это и бывает в разгаре зимы, собирался дождь.
– Прошу прощения, – произнес Айзенменгер, но Елена ничего не ответила и даже не посмотрела на него. Он прошел в ее кабинет, и она молча проследовала за ним. – Привет, Боб.
– Выглядите усталым, док. Все в порядке?
– Ночью пришлось поработать.
– Кофе? – предложила Елена, которая стояла как раз возле кофеварки. Айзенменгер кивнул, и женщина, наполнив кружку, протянула ее доктору.
– С чего начнем? – спросил Айзенменгер, когда Елена расположилась за своим столом. Не получив ответа, он предложил: – Может быть, пусть сперва Боб расскажет, что ему удалось найти? – Сейчас Айзенменгер чувствовал себя так, словно председательствовал на врачебном консилиуме.
– Хорошо, – согласилась Елена.
Джонсон вытащил из нагрудного кармана свои записи. Поерзав на стуле, он расправил плечи и прокашлялся. Ему, несомненно, представлялось, что он находится в зале суда на свидетельской скамье. Бывший сержант полиции уже открыл было рот, но тут его прервал Айзенменгер:
– Нет необходимости читать все подряд, Боб. Лучше расскажите нам вкратце своими словами о том, что вы установили и к каким выводам пришли.
Джонсон, чуть удивленный, помедлил. Затем обратился к Елене:
– Вы встречались с родителями Никки. Наверное, у вас сложилось свое представление о том, что за девушкой она была.
Елена неуверенно кивнула.
– С вашего разрешения, я попробую отгадать. Она была способной – это видно хотя бы по тому, как она училась. И необыкновенно красивой, какой осталась даже после того, что с ней сделали. Она была полна жизни, общительна, весела, но вместе с тем рассудительна. Примерно так описали ее родители?
– Более или менее. Но чего еще можно было от них ожидать?
– Большинство студентов и сотрудников школы, с которыми я встречался, придерживаются того же мнения. Исключительно привлекательная, энергичная, умная и общительная. На первый взгляд она пользовалась популярностью в студенческих кругах…
– Вы говорите, «большинство» и «на первый взгляд»? – переспросил Айзенменгер, воспользовавшись паузой.
– Постепенно из бесед с разными студентами я убедился, что чем ближе они знали Никки, тем хуже отзываются о ней.
– Включая Джейми Фурнье? – поинтересовалась Елена.
Джонсон усмехнулся:
– Ну, Джейми был влюблен в нее.
– А любовь слепа?
– Точнее, терпима. Но до определенного предела. Даже он, по-видимому, понял, что красота Никки была чисто внешней.
– Вы хотите сказать, что в ней было что-то неприятное?
– Более того, – решительно покачал головой Джонсон. – Никки Экснер была самой настоящей хитрой и жадной дрянью.
Столь емкое определение удивило Елену.
– Объясните, что вы имеете в виду, – пробормотал Айзенменгер.
– Наверное, будет лучше, если вы последовательно расскажете нам, что вы узнали, – предложила Елена.
Джонсон вкратце поведал собравшимся все, что ему рассказали однокурсники Никки, в чем признались Фурнье и Джеймс Пейнет, как отзывались о ней остальные.
– Думаю, нет никаких сомнений, что она регулярно употребляла наркотики. А поставлял их – по крайней мере в большинстве случаев – Билрот.
– Вряд ли это поможет снять с него обвинение в убийстве, – заметил Айзенменгер.
– Как сказать, – отозвался Джонсон. – Вы побывали в доме ее родителей? – спросил он Елену.
– Один раз.
– И что он собой представляет? Дом, я имею в виду. Ее родители состоятельные люди?
Елена покачала головой:
– Да нет. У них половина дома, и та не слишком шикарная. Ее отец, кажется, инженер-строитель или что-то вроде этого.
– А между тем Никки снимала отдельную квартиру, разъезжала на «БМВ», вместо лекций болталась по магазинам и покупала столько наркотиков, сколько хотела.
– И где же она брала деньги? – спросил Айзенменгер, хотя вопрос был скорее риторическим. Один тот факт, что в ней была обнаружена сперма троих мужчин, говорил о многом.
– Зарабатывала своим телом. Я думаю, наркотики она получала у Билрота в награду за секс и часть их продавала.
– И это известно точно? – спросил Айзенменгер, записывавший все, что говорил Джонсон. – Кто-нибудь признался, что покупал у нее наркотики?
Джонсон ответил, что таковых, к сожалению, найти не удалось.
– Но как иначе она могла доставать деньги? – бросила Елена.
– Вообще-то есть еще один способ, – медленно произнес Джонсон. – Шантаж.
– И это подкреплено какими-либо свидетельствами? – поднял голову Айзенменгер.
– Есть показания одного из бывших студентов. – И Джонсон рассказал о Джеймсе Пейнете.
– Да-а, тогда понятно, почему вы назвали ее дрянью, – протянула Елена.
– А этому Пейнету можно верить? – спросил Айзенменгер. – Может, он все это выдумал?
Джонсон уверенно покачал головой:
– Ручаюсь, он сказал правду.
– И вы говорите, у него есть алиби?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139