В каждом из этих экземпляров было по четыре страницы, скрепленные вместе.
– Это только предварительное заключение. Окончательное можно будет составить после микроскопического исследования и, как я уже сказал, анализа ДНК. Так что все, что я могу сказать сегодня, – это лишь догадки и предположения.
Доктор вручил обоим по экземпляру.
– Прочтете это потом, когда будет время. А сейчас я изложу самую суть дела. – Он положил свой экземпляр на стол и распластал на нем ладони. – Когда вы вскрываете тело, то прежде всего поражаетесь тому, как красиво и совершенно оно устроено. Легкие заполняют грудную клетку с обеих сторон, охватывая сердце и образуя снизу вогнутую поверхность, к которой прилегает купол диафрагмы. То же самое и в брюшной полости, но ее в основном занимают тонкий и толстый кишечник. Большая часть толстого кишечника располагается на периферии и в задней части полости, где его удерживает мембрана брюшины. В центральной части находится тонкий кишечник. В отличие от толстого, он не закреплен неподвижно, а подвешен на брыжейке, которая соединяет его с задней стенкой брюшной полости, но оставляет ему некоторую свободу перемещения.
– Нужны ли все эти анатомические детали? – спросил Джонсон. Он взглянул на Елену, но не нашел у нее поддержки.
Айзенменгер, не обращая на него внимания, продолжил:
– Чтобы проделать то, что проделали с Никки Экснер, то есть вытащить из тела весь тонкий кишечник и развесить его, как сосиски на веревочке, кому-то пришлось изрядно потрудиться. А для того чтобы это получилось так аккуратно, надо заранее набить на этом руку.
– Этот факт вряд ли может нам помочь, – заметил Джонсон. – Все наши подозреваемые имеют достаточный опыт по этой части.
– Включая вас, – добавила Елена, обращаясь к Айзенменгеру.
Доктор улыбнулся:
– Да, конечно. Нет сомнения, что тут потрудился мастер. Желудок, который представляет собой тонкостенный мешок, наполненный непереваренной пищей и нависающий над кишечником, был не тронут. Печень, также закрывающая часть кишечника, осталась цела.
– И на что это указывает? – спросила Елена. По ее тону трудно было определить, то ли она действительно пытается вникнуть в слова доктора, то ли все эти научные и, с ее точки зрения, бесполезные детали ей уже надоели.
– Я бы сказал, что это указывает на юг, – ответил Айзенменгер и, прежде чем Елена успела взорваться, добавил: – Вы знаете, что с самого начала удивило меня? Матка».
– Ее ведь вырезали? – рассеянно спросил Джонсон, просматривая заключение.
– Да, это и показалось мне самым странным. Природа упрятала этот орган в глубине таза, довольно далеко от тонкого кишечника. Когда вы заняты удалением тонкого кишечника, вы просто не можете случайно прихватить матку. А между тем она была единственным органом, кроме кишечника, который убийца удалил.
Елена вдруг оживилась – ее недомогание как рукой сняло.
– Ее удалили специально? Вы на это намекаете?
– Да, мне так кажется.
– Но зачем? – переспросила она, и тут же догадка осветила ее лицо. – Она была беременна?
– Да нет, не была, – вмешался Джонсон. – В вашем заключении говорится, что полость матки была пуста.
– Там говорится также, что в стенке матки были обнаружены фиброзные образования.
– И что это значит?
– Я думаю, что у нее уже в двадцатилетнем возрасте образовалась там опухоль, но весьма необычная.
– Я опять ничего не понимаю! – призналась Елена.
Айзенменгер вопросительно посмотрел на Джонсона, но тот тоже пожал плечами.
– Я считаю, что матка, найденная на месте преступления, принадлежала не Никки Экснер. Ее подменили. Весь этот спектакль с выпусканием кишок и четвертованием был поставлен лишь для того, чтобы скрыть, что у девушки вырезали матку и заменили ее другой.
Наступила тишина. Джонсон и Елена никак не могли переварить услышанное. Айзенменгер поднялся и подошел к окну. Во дворе накрапывал дождик, который даже не в силах был очистить от пыли кустарник, а просто превращал ее в грязь. В кустах в дальнем углу сада что-то шевельнулось. Вероятно, какая-нибудь птица.
Джонсон что-то произнес, но доктор не расслышал его слов.
– Что вы говорите?
– Как вы докажете, что это не ее матка?
– Возьму образец любой ткани тела Никки Экснер и сравню его с образцом из матки. Результат можно получить через несколько дней.
– А где ее матка? Если бы могли ее найти… – начала Елена, но Айзенменгер перебил ее:
– Наверняка ее больше не существует. Достаточно было сунуть ее в мешок с прочими клиническими отходами. Их уничтожают каждую неделю.
Лицо Елены омрачилось.
– По крайней мере, мы теперь знаем, зачем все это было проделано с телом девушки, – обронил Джонсон.
– Я думаю, мы знаем больше. Мы знаем мотив и можем предположить, кто это сделал.
– Ну-ка, ну-ка, объясните поподробнее! – заинтересованно произнесла Елена, подавшись вперед. Айзенменгер подивился тому, как быстро менялось ее настроение – от угрюмой замкнутости до живой заинтересованности.
– Непосредственной целью убийства и вообще всего этого спектакля была необходимость удалить матку и отвлечь от нее внимание. Следовательно, она была беременна, и кто-то очень хотел это скрыть. Если ограничить круг подозреваемых теми, кто мог легко проникнуть в музей после закрытия, то остаются Гамильтон-Бейли, Рассел, Билрот, Либман и я. Надо выяснить, кого из них настолько пугала беременность Никки, что он решил убить ее. Не думаю, чтобы это могло особенно беспокоить Тима Билрота. Вы согласны? Вполне вероятно, что у него масса незаконнорожденных детей – одним больше, одним меньше, только и всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139