Глаза маленькие. Он обычно казался очень некрасивым. Однако, когда Кристаллов улыбался, все забывали о недостатках его внешности. Улыбка, необычайно мягкая, как-то мгновенно меняла его лицо. Верней, он как бы улыбался всем лицом. Мелькали смешинки в глазах, чуть подрагивали скулы, округлялись щеки. И все лицо казалось уже именно таким, каким оно должно у него быть, — милым, бесхитростным.
— Чем недоволен, комсомольский вожак? — спросил Кристаллов, взглянув на Донцова.
— Как вы оцениваете, Кузьма Романович, положение на «Державном»? — спросил Донцов.
Кристаллов прищурился, в глазах у него мелькнула хитринка.
— Вопрос ответственный. А с чем связан?
— Был я там... А сейчас вот прочитал одну статью...
— Знаю... Маратов Савва писал, — перебил Кристаллов. — Ну так что?
— Хвалит он очень «Державный», — в глазах Донцова послышалось сомнение, и Кристаллов сразу уловил его.
— То есть перехваливает, значит?
— Да!
— Думаете, написана по принципу «чего их жалеть»?
Донцов посмотрел на Кристаллова удивленно. Но тут же вспомнил о скрытом, по хорошо известном всем в политотделе смысле этой фразы и улыбнулся. Слышал он историю этой фразы, ставшей для Кристаллова поговоркой.
В годы войны Кристаллов был замполитом в батальоне морской пехоты. Не раз ему приходилось немедленно после боя писать донесения в политотдел.
— Как вы думаете, товарищ майор, — обращался он, бывало, к командиру батальона, — сколько мы сегодня примерно уничтожили фашистов? Пожалуй, сто, а может, и полтораста...
— Валяй, пиши побольше,— неизменно, посмеиваясь, отвечал комбат, — чего их, сукиных сынов, жалеть.
Кристаллов все-таки поступал по-своему. Он тщательно и с пристрастием опрашивал командиров мелких подразделений и только после этого сообщал в политотдел цифру, по возможности, самую точную.
Собственно, точность и дотошность Кристаллова в проверке сведений послужили первой причиной, по которой его взяли из батальона на должность информатора в политотдел дивизии, а позже перевели оргработ-ником в морское соединение.
На этой должности скептицизм Кристаллова еще более вырос. Конечно, фраза «чего их жалеть» давно потеряла свой конкретный первоначальный смысл и
стала просто нарицательным определением для сомнительных сведений. Теперь Кристаллов уже не имел физической возможности лично проверять каждое сообщение и многое должен был принимать на веру.
— Боюсь, что по этому принципу, — после долгого размышления сказал Донцов.
— Имеешь факты? Или так, общее сомнение?
— Есть и факты.
Донцов раскрыл свою папку и протянул Кристал-лову статью «Об успехах подлинных и мнимых».Кристаллов взглянул па заголовок, пробежал глазами первую страницу, подергал пальцами кустистую бровь и начал читать.
В эту минуту, однако, в каюту вошел Маратов. В руках он держал газету.
— Вот вы где, — сказал он, увидев Донцова. И «вы» вместо «ты» говорило о том, что Маратов явно расстроен. — Может, объясните, что обозначают подчеркивания и вопросительные знаки?
— Простите, Савва Артемьевич,—Донцов покраснел и запнулся. Он не знал, как продолжить спор о «Державном», и сомневался в том, стоит ли его продолжать.
Маратов покачал головой и повернулся к Кристал-лову, дочитывающему статью Донцова:
— Романыч, где донесение? А то ведь Меркулов, знаешь, может прибыть с минуты на минуту. — Было уже установлено традицией, что в отсутствие начальника политотдела и его заместителя Маратов исполнял их обязанности.
Кристаллов взглянул на часы и вдруг сразу вспылил:
— Чего пороть горячку? Есть у меня еще время! — и, придвинув к себе машинку, всеми пальцами обеих рук застучал по клавишам, как заправская машинистка.
Маратов скосил глаза на Донцова. Тот все еще молчал: — Так, так... Ну что же, пойдемте ко мне, объяснимся? — Тут, однако, взгляд Маратова упал на статью Донцова. Он взял ее в руки. — Можно? — и начал читать. — Ах, вон оно что!
Донцов прикусил губу. Опять получалось неладно
«Чего я боюсь? — подумал он, тут же обозлившись на себя. — Пусть читает, тем лучше».
Теперь он с волнением наблюдал за выражением лица Маратова. У пропагандиста брови всползали все выше и выше по крутому лбу. Читал он быстро, как говорят, наискосок. Есть такое умение у людей, имеющих постоянное дело с книгами, едва пробежав глазами страницу, выхватить самое главное ее зерно.
— Что же это вы? Хотите все с ног на голову поставить? Вот молодежь, — обратился он уже к Кристал-лову, — всегда пытается перевернуть мир, а точки опоры найти не может.
Кристаллов, стучавший по клавишам, не отвечал. Донцов продолжал смотреть на Маратова. Сейчас он показался ему чем-то похожим на Николаева.
— Что вы имеете в виду под точкой опоры, Савва Артемьевич? — спросил он.
— Точка опоры — знание людей и дела. — Маратов пригладил пальцами брови. — Вместо того, чтобы усомниться в своих очень приблизительных знаниях, вы поставили под сомнение мои. Хорошо ли это?
— Хорошо ли, плохо ли, Савва Артемьевич, а разобраться надо, — неожиданно вмешался Кристаллов. — Он вытащил из машинки отпечатанную страницу и встал.
— Вы что ж, на его стороне, Романыч? — спросил Маратов.
— Я за то, что сомнения нельзя отвергать.
Маратов махнул рукой и вышел из каюты.
— Ох, и не любит наш Савва конфликтов. Ему бы жизнь прожить тишком да ладком. — Кристаллов снова уселся за машинку.
Донцов постоял еще немного молча и, расстроенный, вышел в коридор. Раздались звонки, означавшие прибытие начальства. Потом на трапе мелькнула фигура Меркулова, открылась и закрылась дверь его каюты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174