Чтобы прогнать сонливость, Фируз стал читать вслух:
Мое ты сердце залучила в плен, Оно во власти странных перемен — Твой милый образ вижу я повсюду, Как будто он в глазах запечатлен.
О сердце моем ты спросила — изволь: Оно бесконечных страданий юдоль! На цвет моих глаз погляди, дорогая, Такая же в сердце кровавая боль!..
К полуночи они были у въезда в ущелье Охувон, Снег, ограничивавший видимость даже и на равнине, здесь, казалось, валил еще гуще. Дорога пошла тяжелая, извилистая, неровная... Фируз сбавил скорость. Свет машины Сафара то и дело терялся за поворотами, за выступами скал. Накопившиеся за день усталость и напряжение дороги давали себя знать — Фируз выкурил одну за другой несколько сигарет.
Теперь фары его машины высвечивали то заснеженную скалистую стену ущелья, величественно неприступную, глядевшую на человека с равнодушием сильного, то черный провал пропасти. На одном из крутых поворотов в свете фар мелькнул борт съехавшего с дороги и уткнувшегося в груду камней грузовика.
Фируз резко затормозил. Грузовик стоял, накренившись, темный и безжизненный.
«Неужели Насир?!»
Он осветил машину фарами. На заднем борту красовалась надпись: «Дорога — не космос!» Фируз похолодел. Он съехал с дороги, подвел машину поближе к грузовику, выскочил из кабины.
Радиатор машины Насира был помят, дверцы кабины закрыты, но стекла вылетели. Из черноты кабины лился сладкий голос магнитофонного певца:
Где-то на свете
колдунья жила, Злая колдунья
красива была...
Фируз с трудом открыл дверцу кабины, встал на подножку. Насир с закрытыми глазами, с перекошенным от боли лицом тяжело дышал, запрокинув голову на спинку сиденья. Колонка руля упиралась ему в грудь. Руки обвисли, словно парализованные.
— Насир...— Фируз тронул его за плечо.— Насир!
Насир застонал, приоткрыл глаза, увидел Фируза и,
будто недовольный, снова закрыл их.
— Сейчас я вытащу тебя, Насир. Сейчас...
Он обнял Насира за плечи и тихонько потянул на себя.
— Оставь меня. Езжай своей дорогой...— услышал прерывающийся шепот.
Фируз почувствовал, что рука его, обнимавшая Насира за шею, вся в чем-то липком.
«Неужели кровь?!»
Осторожно повернув голову Насира, увидел, что щека его глубоко порезана под самым глазом — видно, осколком стекла; кровь стекала к шее.
— Держись, Насир...— Он снова осторожно потянул его из кабины.
— Ой!— Глаза Насира широко раскрылись от боли, он вскрикнул, потом снова, сквозь зубы:— Езжай своей дорогой...
— Не будь дураком! Как тебя можно оставить, замерзнешь!
— Замерзну?..— Лицо Насира искривилось от боли и злости.— Сам ты дурак. Катись ты...
— Хорошо, хорошо, я дурак. Давай...— Фируз уже с силой тащил на себя отяжелевшее тело Насира.
На дороге показались огни Сафаровой машины. Он подъехал, выскочил из кабины, подбежал.
— Что случилось?
— Помоги!
Сафар открыл вторую дверцу, влез в кабину и первым делом выключил орущий магнитофон. Потом осторожно попытался освободить Насира.
— Не трогайте меня... Ой...— страдальчески морщась, выкрикивал Насир.— Нога...
Вдвоем они с трудом вытащили Насира из кабины и уложили на снег. Он продолжал кричать и ругаться, и стонал от боли, и не мог согнуть ноги. Набрав снегу, Фируз стер кровь с его лица и шеи, затем ощупал его
грудную клетку, руки и ноги. Грудь была, по-видимому, сильно ушиблена.
«Повезло...»—мельком подумал Фируз, но когда он коснулся коленей, Насир снова закричал.
Фируз поднялся.
— С ногами, похоже, дело плохо,— тихо сказал он Сафару.
— Вот что... Посадим его к тебе — вези прямо в больницу. Я останусь здесь, подожду, пока не приедет кто-нибудь из совхоза... Мы ведь отвечаем за груз.
— Может, я останусь? Ты все-таки в командировке, а я совхозный...
— Нет,— запротестовал Сафар.— Замерзнешь, у тебя кабина не обогревается.
— Ладно... Как только доберусь, сразу скажу, чтобы послали кого-нибудь. Может, и сам приеду.
Вдвоем они усадили стонущего Насира в кабину.
Сжав от напряжения зубы, пристально вглядываясь в дорогу, Фируз насколько мог быстро гнал машину вверх по ущелью. «Дворники» едва успевали счищать налипавший снег, натужно гудел мотор, Рядом тихонько, сквозь зубы стонал Насир.
— Потерпи, уж немного осталось. Сейчас доедем..,
Фируз не знал, как облегчить Насиру его страдания, ощущение бессилия мешалось в нем с жалостью.
А тот слушал сквозь боль голос ненавистного ему человека и, казалось, ненавидел его еще сильнее — за то, что он подобрал его, не дал замерзнуть на дороге, за то, что везет в больницу, за то, что не скупится на слова утешения, будто адресованы они доброму другу..,
Почему я ненавижу тебя? Может, это чувство зародилось еще в школе и было вначале обычным раздражением против сильного ученика, которого учителя вечно ставили мне в пример, упрекая меня в безалаберности и лени?.. Да, точно, неприязнь возникла еще тогда, хотя это было вполне безобидное детское, чувство. Но детство ушло, годы пролетели, как мысль, а чувство вражды к тебе выросло и укрепилось и в последние школьные годы разгоралось еще сильнее. Но причина теперь была уже другая — я ревновал тебя к Назокат. Темная злоба вскипала во мне, когда в школе я видел вас рядом. Не думай, что это состояние было приятно мне самому я старался побороть в себе ревность и злобу, но... я убежден, что любил Назокат сильнее тебя, и это давало мне больше прав на нее, мне она была нужнее.,. Ты же стоял между нами, сам того не понимая. Ты вообще ничего не понимал. Ты и не знал, наверное, что Назокат любит тебя, но от моего ревнивого взгляда не ускользало ничто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43