Звонка не было. Позавтракал. Звонка не было. Четверть часа послонялся по пустой квартире…Звонка не было.В десять я сам позвонил ему домой.Подошла Тоня.— Нет его дома, не ночевал и не звонил, — сказала она нервно. — Не знаю, что и думать. Никогда такого не было на моей памяти. Бывает, заночует у кого из друзей, но тогда обязательно предупредит. Он же знает — даже если выпил чересчур, я не ругаюсь. Антон, если вдруг он к вам как-то прорежется, вы скажите ему…Голос у неё дрожал.Ее волнение и мне передалось. Уж не знаю, как он там её предупреждал, если чересчур выпил, но в делах он был чрезвычайно аккуратен. Ежели обещал позвонить утром — трудно себе представить, что ему могло помешать. Единственное приходило на ум — разработка Веньки продолжается по сию пору, и именно с применением тяжелого алкоголя. Но тогда он тем более должен был с вечера отзвонить Тоне, и именно при собутыльнике, чтобы возлияние выглядело максимально естественным.В общем, я поехал на работу.Как обычно, когда ждешь важного звонка, принялись трезвонить все, кому не лень. И из вневедомственной охраны, что мы до сих пор деньги за октябрь не перевели. И из Ассоциации менеджмента и консалтинга — не соглашусь ли я прочесть для начинающих предпринимателей доклад о своих таких успешных методах. И из юридической конторы, что с будущего года несколько изменятся правила подтверждения лицензий. И Бог ещё знает откуда. Меня уже трясло, но не подходить я не мог себе позволить, и Катечке передоверить предварительный отсев не мог, потому что, наоборот, к каждому звонку бросался, как вратарь на мяч.Около полудня включилась Катечка и сказала:— Антон Антонович, к вам посетитель.Я едва не зарычал.— Записан?— Нет. Но это не на прием и не на собеседование. Это журналист, интервью хочет взять.Трам-там-там, едва не сказал я, но в этот момент зазвонил телефон.— Минутку, — бросил я, подхватывая трубку. И уже в нее: — Да?— Антон! — раздался голос на том конце. Но это был не Коля, и потому, ожидая его уже в полном исступлении, я не сразу понял, кто говорит. А говорил один из нашей спецкоманды, не буду его называть. Он жив и здравствует, и на своем месте до сих пор хорош, так что называть мне его незачем. Журналист. Отличный журналист. Но специализируется он на криминальных хрониках и всевозможных кровавостях и злоупотреблениях в кровавых сферах.Мне это сразу не пришлось по душе. Не расположен я был к его кровавостям. У меня и так предчувствия.— Да, я… — буркнул я, сладострастно предвкушая: а пошлю-ка я сейчас его к черту. Благо мы давние друзья. С давними друзьями можно не церемониться, если уж чересчур припекло.Но даже это у меня не получилось, потому что он сразу спросил, и голос был как из преисподней:— Ты с Колей Гиниятовым давно виделся в последний раз?Сердце у меня так с дуба и рухнуло.Я повернулся к микрофону и, не думая, на одних рефлексах велел Катечке:— Через пять минут.Потом отключил её и сказал в трубку:— Вчера.— Вот как… — пробормотал журналист.Они с Колей несколько раз на пару крутили мои горловины, хорошо знали друг друга и дружили.— Ты его, — он осторожно подбирал слова, и я догадался, что он говорит откуда-то, где не может называть вещи своими именами, — о чем-то вчера просил?— Да, — скрипуче ответил я. Горло вконец пережало тревогой и предчувствием.— Понимаешь, — на том конце тоже давились словами. — Я сейчас из центра по общественным связям звоню. Заехал поутрянке, как обычно, сижу на компе, просматриваю сводку за истекшие сутки…— Ну?Он хрипло подышал там.— Убили Колю, — сказал он.Ноги у меня подогнулись и сами собой усадили меня в кресло.— Проникающее ножевое ранение в область печени. Этак, знаешь, сзади или сбоку. Утром нашли на улице. Кровью истек.— Так, — бессмысленно сказал я.Верить надо предчувствиям, кретин самодовольный, верить!Послал друга проверить реакцию…— Менты сейчас просто землю роют. Их кадра замочили этак походя — распоясались совсем! Хотя он был вполне в штатском, но документы все при нем, их даже свистнуть не побеспокоились. Денег нет ни рубля, вроде как ограбление, что ли — но из-за документов даже на ограбление не похоже.— Слушай, надо пересечься, — сказал я, понемногу беря себя в руки. — Сейчас разговаривать не могу.— Я тоже. Говори, где и как.— Через три часа у памятника «Стерегущему». Годится?— Да. Я к тому времени постараюсь разузнать побольше.— Узнай первым делом, где нашли.— Обижаешь. Новаторов, четная сторона.Совсем неподалеку от обиталища Сошникова.И Веньки.— До встречи, — сказал я, но он опять хрипло задышал и спросил сдавленно, будто совсем уже из петли:— Тоне… мне?.. или ты?Господин директор, подумал я. Ты приказ давал? Ты все это придумал, дебил? Ты. Никто иной. Вот и работай.— Я сообщу, — сказал я. Он напоследок ещё раз вздохнул с того конца, теперь уже с явным облегчением, и повесил трубку.Я встал. Прошелся по кабинету взад-вперед, напряженно думая и отчаянно кусая губы. Проблема выплаты вспомоществований и пенсий вдовам друзей, погибших на моих войнах, передо мной до сих пор ещё не вставала, и я не имел ни малейшего навыка, как её решать.Потом вернулся к столу и тронул переключатель.— Богдан Тариэлович, — позвал я.Да. Вот такой у нас работал бухгалтер. Лет сорок назад он был, вероятно, писаный жгучий красавец, свинарка и пастух в одном лице; южно-украинская кровь, схлестнутая с грузинской — это, я вам доложу, нечто.— Слышу вас, слышу, Антон Антонович, — чуть надтреснуто, но вполне ещё браво отозвался тот по громкой связи.— Как у нас с деньгами, Богдан Тариэлович?— С деньгами у нас хорошо, — ответствовал он. Не помню, у кого я вычитал замечательный образ:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111