и «г» у него было по-хохляцки мягкое, как галушка. — Вот без денег — да, без денег — плохо.И сам же захохотал. К счастью, коротенько.— Мне срочно нужна наличка. Тысяч двадцать — двадцать пять выжмем?— О! — сказал дед Богдан. — Кровь играет молодая, просит денег дорогая. Уж такая дорогая — как с ней быть мне, я не знаю…Я на миг напрягся, непроизвольно желая ответить ударом на удар. Как писал в свое время Лем, дракон трясся-трясся, и все-таки извлек из себя квадратный корень… Я, увы, дракону и в подметки не годился; на экспромты, даже такого вот уровня, всегда был слаб. Потрясся какую-то секунду, и, бросив это пустое занятие, продекламировал, играя в акцент — боюсь, не в грузинский, а в некий обобщенный; в акцент, так сказать, кавказской национальности:— Другу верный друг поможет, не страшит его беда! Сердце он отдаст за сердце, а любовь — в пути звезда!— Вах, — уважительно подытожил дед Богдан. К великому Шота из Рустави он относился с высочайшим пиететом, тем более, что витязь в тигровой шкуре приходился тезкой его бате. — Другу верный друг поможет — денежку в карман положит. А в штанишки — не наложит!— Сдаюсь, Богдан Тариэлович, сдаюсь.— Уважительна ли причина, осмелюсь осведомиться?Строг старик Тариэлыч, ох, строг. Я запнулся. Придумать-то я придумал, но не шло с языка. Грустно, братцы! Как я потом задний ход-то отрабатывать стану?Но деда Богдана, по крайней мере за ту часть его крови, которая кавказской национальности, я этим зацеплю намертво. Тогда он в лепешку расшибется, а сделает.— Только вам и только под строжайшим секретом — у меня, похоже, ожидается прибавление семейства. Тише! Поздравления — после. А вот деньги — и после, и во время, и, главное, до.— Указание получено, осмыслено и принято близко к сердцу, — сказал Богдан потеплевшим голосом. Рифмоплетствовать он сразу перестал. Хороший старик, и обманывать его было просто срамно.— Рад за вас… молчу, молчу. Конечно, выжмем, Антон Антонович. Через полчасика зайдите платежки подписать. Но, сразу говорю, обналичить смогу только послезавтра.— Годится, — сказал я и отключился. Ну, вот. Есть предлог до послезавтра Тоне не звонить.Гадость какая. Обязательно позвоню сегодня же.Позвонить ей сегодня я не смог. И не по своей вине.Дверь осторожно отворилась, и в кабинет не спеша, безо всякой скованности вошел человек средних лет, среднего роста и средней упитанности.— Пять минут прошли, господин Токарев, и ваша очаровательная секретарша сделала мне легкий взмах изящной ручкой, — проговорил он. — Я посмел войти.— Тогда посмейте сесть, — я королевским жестом указал на кресло для посетителей. — С кем имею честь?Перестроиться столь стремительно было довольно сложно. Хорошо, что дед Богдан лица моего не видел во время веселого нашего разговора. Глаз, например. Менее всего, я полагаю, был я похож на счастливого и гордого владыку семейства, ожидающего в семействе сем очередного прибавления. У меня ещё слегка дрожали губы. Я, пытаясь привести их в чувство, неопрятно утерся тыльной стороной ладони — будто втихаря жрал тут чего-то… спецпаек, что ли — покуда один в кабинете и подчиненные не видят.— Корреспондент еженедельника «Деловар» Евтюхов Сергей Васильевич, — сказал вошедший, протягивая мне руку. Мы обменялись коротким рукопожатием — он едва-едва шевельнул мускулами кисти и тут же удалил ладонь. Имя и фамилия были не настоящие, я это сразу ощутил.— «Деловар» не вынесет двоих, — сказал я. Евтюхов вежливо улыбнулся и утвердился в кресле для посетителей. Извлек диктофончик и ловко, пролетающим профессиональным движением, утвердил его на столе между нами.— Прежде всего позвольте вас поблагодарить, Антон Антонович, за то, что вы нашли для меня время, — церемонно сказал он. — Я прекрасно понимаю, как вы заняты.В его словах ощутилась некая издевка. И, уверен, нарочитая. Он утонченно меня поддел.Но я, пока не уяснил для себя, в чем дело, прикинулся шлангом. Как бы ничего не заметив, ответил с широкой бесхитростной улыбкой:— Ну что вы, я занят не больше других. Сейчас эпоха такая — все заняты. Расплата за советское безделье. Богадельня рухнула, пора бы и поработать.— Ах, так вы ЭТИХ взглядов, — отреагировал Евтюхов, вложив в слово «этих» буквально бездну чувства, только не понять, какого.Он и боялся меня, и презирал. Боялся, что я что-то про него пойму, чего мне, и вообще кому бы то ни было, понимать никак нельзя. И презирал, потому что был уверен: мне нипочем и никогда этого не понять.Как интересно.— А вы каких? — невинно осведомился я.Он снова чуть улыбнулся и сделал пренебрежительный жест — дескать, сейчас неважно, каких взглядов я, у вас же интервью берут, не у меня.— В нашем издании есть регулярная медицинская страничка, — проговорил он. — Наряду, скажем, с регулярной компьютерной страничкой, регулярной мебельной страничкой и так далее. Мы стремимся знакомить читателей с конкретными достижениями нашего здравоохранения, но не вообще, не абстрактно, а с теми, которые нашим читателям могли бы оказаться особенно полезны. Мы стараемся давать серьезную информацию о том или ином явлении в медицине и о сдвигах в общественном сознании, которые это явление обусловили. И которые, в свою очередь, это явление способно вызвать уже само. Вот в этом ключе, если вы не возражаете, мы и поговорим.Ни черта я не понял из его вводной части. Пыль в глаза. А там Коля… Но я только приложил руки к груди и кивнул:— Никоим образом не возражаю.Он включил диктофон.— Известно, что среди состоятельной части населения нашей страны в последние годы забота о своем здоровье стала едва ли не культом, — начал он, лицом устремившись ко мне, но то и дело скашивая глаза на свою машинку — смотрел, нормально ли пишет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111