Трофим ушел обиженным, жаль.
Хотя, с другой стороны, о чем жалеть? Время развело их, время и сведет, если судьбе угодно будет. О том ли теперь думать? Через два-три часа Федор увидит Ленина, человека, с которым связаны большие надежды. Ленин объединит партию. В партии разброд. Судя по последним статьям Ильича, доставленным на днях в "Правду" из-за границы, он разработал для партии какой-то необыкновенный план действий на ближайшее время и на перспективу.
3
Лев Борисович Каменев жил на Песках, на одной из Рождественских улиц, ближе к Таврическому саду, в квартире просторной и пустоватой. В комнатах, выходивших в прихожую, и в самой прихожей по стенам стояли голые диваны, служившие для ночевок партийных товарищей, приезжавших на время в Питер, или припозднившихся питерских из заневских районов. Здесь каждую ночь толклось множество народу. Каменев поселился в этой квартире после возвращения из ссылки, около середины марта. Отсюда было недалеко до Таврического дворца, где заседал Петроградский Совет, в работу которого он немедленно включился, войдя в большевистскую фракцию. Не так далеко было и до редакции возобновленной "Правды". Каменев был введен в редакцию "Правды" Русским бюро ЦК вместе с его товарищем по сибирской ссылке, членом бюро ЦК Сталиным. Эти двое, в сущности, и заправляли газетой.
Каменев с женой Ольгой Давыдовной ждали Раскольникова, были одеты, готовы ехать. Но ждали и еще кого-то, кто должен был подойти еще раньше, однако задерживался. Каменев нервничал, не опоздать бы на вокзал, железнодорожники обещали подать специальный поезд для петроградской делегации встречающих. Низенький, толстый, с бородкой клинышком, в сером ворсистом пальто, серой шляпе с маленькими полями, похожий на ежика, он неспокойно перебегал из комнаты в комнату, постукивая тросточкой.
В квартире Каменевы были не одни, в прихожей на диванах в беспорядке были навалены пальто и шинели, из глубины квартиры доносились громкие голоса, оттуда тянуло махорочным дымом. В одной из дальних комнат происходило многолюдное совещание, время от времени оттуда выскакивали возбужденные люди, искали Каменева, перекидывались с ним двумя-тремя фразами и снова исчезали в недрах квартиры.
Вышел в прихожую Сталин, небольшого роста сухорукий грузин, тоже о чем-то переговорил с Каменевым. Двинулся было обратно во внутренние покои, но, заметив Раскольникова, приостановился, как бы подумав о чем-то, неспешно подошел к нему. Со Сталиным знаком был Раскольников через "Правду", приходил туда к Каменеву или Молотову, с которыми связан был еще по довоенной "Правде", доставлял им новости из Кронштадта, и всегда при их разговорах присутствовал этот молчаливый грузин. Он никогда ни о чем не спрашивал, не делал никаких замечаний, не давал указаний, Федор тоже его ни о чем не спрашивал, ни о чем не просил, хотя знал, что он имеет вес и влияние и в редакции газеты, и в ЦК.
- Как дела в Кронштадте? - спросил Сталин.
- Не хватает активных работников, - сказал Раскольников.
- Нас пятеро в партийном комитете. У каждого свои задачи - газета, партшкола, работа в Совете. Но сейчас главное - агитационная работа в частях, а на это сил недостаточ но. Главный агитатор у нас Семен Рошаль, мы его освободили от других обязанностей, он каждый день объезжает корабли, казармы, мастерские, оратор он прекрасный, но он один.
- Хорошо, - помолчав, сказал Сталин. - Пожалуй, я вам товарища Смилгу направлю. Опытный товарищ, старый партиец…
Подбежал Каменев.
- Все, больше ждать не можем. Едем! Еще найдем ли извозчика?..
Вышли на улицу. На Рождественской извозчиков не было. Перешли на Бассейную - и тут же, за углом, увидели свободный экипаж. Уселись - и Каменев успокоился, повеселел.
На улицах было немного народу, экипаж попался удобный, лошадь хорошая, ехали ходко, к редактору "Правды" вернулось обычное его благодушное настроение, он сделался разговорчив. Мысли его были направлены на предстоящую встречу с возвращающимися товарищами, с Лениным, ожидание этой встречи возбуждало его, и о возвращающихся, главным образом о Ленине, он заговорил:
- Представьте себе, они-таки проехали через Германию- чистая авантюра! Воображаю, какой вой поднимется в кадетской печати - завтра же, когда это выяснится для публики. Истинно, нужно быть Ильичем, чтобы на такое решиться.
- Как это им удалось?
- Понятия не имею! Увидимся с ними - узнаем.
Каменев помолчал. Потом засмеялся, вспомнив что-то веселое:
- Вы, Федор Федорович, кажется, не встречались с Ильичем?
- Нет.
- Что ж, приготовьтесь: вас ожидают сюрпризы. Ильич вас поразит. Вам, писателю, особенно полезно будет с ним познакомиться. Вы интересуетесь, насколько я могу судить по вашим очеркам о Робеспьере и Бабефе, историческими персонажами подобного типа. Чего же лучше? Ильич - уникальный объект для изучения. Его плохо знают, - Каменев опять рассмеялся. - Сказать вам, как мы встретимся? Я имею в виду себя и его. Мы старые друзья, не виделись много лет. Конечно, обнимемся. Но первыми его словами, обращенными ко мне, будет брань. Да, зубодробительная разносная критика. Бесцеремонная и бескомпромиссная.
Откинувшись на спинку сиденья, он весело смеялся, представляя себе, должно быть, эту сцену.
- Брань - первым делом!
- Почему брань? За что? - спросил Раскольников.
- Есть за что. С его, понятно, точки зрения, - с удовольствием продолжал Каменев, смеясь. - Во-первых, за последние статьи в "Правде", в которых изложена позиция относительной поддержки Временного правительства. Это, разумеется, не может быть согласно с его позицией. Во-вторых, за то, что мы опубликовали лишь первое из его четырех "Писем из далека", и то с купюрами, остальные отложили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129