..
– Догадаться нетрудно. Но к чему?
– Ну не просто ж так город Херсонес, шо в переводе с греческого означает «фиг заснешь», переименовали в «город севасты»!
– Это произошло много позже, – раздраженно начал Баренс.
– Лорд Джордж, я старый пугачевец, и не надо мне втирать благовония между ушей! Я в курсе, шо тут все Екатерина намутила, но она ж наверняка была секретный тамплиер и мутила с названиями городов, шоб хто ни попадя не отрыл тут невзначай какую-нибудь чашу Грааля. Ну или тарелу из того же сервиза... О! Простите, лорд Джордж, тут у меня дельце образовалось. Капитан, ты дорисовал? А то вон мой финансовый донор уже отзаботился о душе, сейчас будет заботиться о благах земных. – Лис осторожно взял в руки шедевр неизвестного в этой феме автора. – Замечательно. Буквально Пикассо – чернильный период!
Никотея терпеть не могла вытканные золотом жесткие платья из тяжелой парчи, делавшие ее слегка похожей на резную деревянную фигурку шахматного ферзя. Но положение обязывало, и она носила их с горделивым величием, как и положено высокородной севасте.
– Дядя, это было так ужасно! – распахнув ясные, как горные озера глаза, проникновенно шептала она, прильнув к руке сцепившего зубы родственника. – Должно быть, небеса отвернулись от нас.
– Ты права, – едва сдерживая стон, выдавил Григорий Гаврас. – Мой золотой мальчик! За что, за что они убили его?
– Я не могу судить об этом наверняка, мой дорогой дядя, но... – Она замялась, потупив взор.
– Ну говори же! Отчего ты замолчала?
– Мои слова могут быть неправильно истолкованы вами, я не решаюсь.
– Говори! Клянусь, что бы ты ни сказала, это останется между нами.
– Со мною плыл один воин, его звали Михаил Аргир. Он был влюблен в меня и потому иногда позволял себе сказать то, что в ином случае, возможно, счел бы опрометчивым.
– Михаил Аргир, – задумчиво повторил архонт. – Я знал его. Он был здесь пять лет назад. Тогда он звался Михаил Дука. Мы вместе сражались с печенегами.
– Он говорил мне об этом, – не замедлила с ответом Никотея, внутренне коря себя за то, что не уточнила вовремя боевой путь поклонника. – Но еще он утверждал, что очень скоро станет архонтом Херсонеса, владыкою Феодоро и всех земель, включая Росию и Малую Аланию.
– Что я слышу? – Архонт сурово нахмурил брови.
– Последний год Михаил Аргир был начальником дворцовой стражи, и император весьма отличал его среди других военных слуг. Все это время он умолял меня о благосклонности, а незадолго перед отъездом сказал, что очень скоро будет столь богат и знатен, что дядя Иоанн сам с радостью отдаст меня ему в жены.
– Вот как?
– О да. При этом Аргир утверждал, что с каждым годом дядя Иоанн становится все подозрительнее. Некогда он сам захватил престол силой оружия и теперь всерьез опасается всякого, кто может сделать то же самое.
– Стало быть, император считает, что мы, Гаврасы, набрали чересчур много силы. – Руки архонта сжались в кулаки. – Стало быть, годы верной службы, годы войн с половцами и печенегами не значат ничего.
– А также с персами, – напомнила Никотея. – Михаил Аргир намекал, что Трапезунт тоже будет принадлежать ему.
– Это неслыханно! – Григорий Гаврас ударил кулаком по золоченому подлокотнику. – Какая невиданная подлость!
Никотея замолчала, испуганно глядя на взбешенного родственника.
– Ну что же ты, – правитель бросил на нее гневный взор, – говори дальше!
– Я опасаюсь.
– Я же дал слово. Ну, хочешь, я поклянусь кровью святого предка моего, Федора Стратилата, заключенной в этом кресте? – Он вытащил из-под шелковой туники усыпанный яхонтами нательный крест.
Севаста молчала, глядя расширенными от страха глазами на взбешенного родича.
– Я клянусь тебе, клянусь! Говори, я требую! – продолжал тот.
– Я лишь предполагаю, – неуверенно выдавила красавица, – но быть может, сам император повелел убить юного Алексея, дабы тем самым вызвать мятеж и возмущение меж Гаврасов, чтобы, пользуясь внезапностью, сокрушить и вас, и владыку Трапезунта, как изменников. Когда Михаил Аргир после той ужасной ночи, в которую погиб Алексей, сказал, что очень скоро станет несметно богат и приберет к рукам земли Херсонесской фемы...
– Он сказал это?
– Я встретила его выходящим из тронного зала после разговора с императором. Он сиял, точно новенький солид.
– Подлость, подлость, подлость! – Архонт обхватил голову руками. – Господь моя защита! Какое подлое коварство! Бедный Алексей! Подлость! Я не оставлю этого, клянусь святой кровью Федора Стратилата!
– Я устремилась сюда, чтобы предупредить вас, мой дорогой дядя.
– Спасибо, милая девочка! Никто и ничто не сможет заменить мне Алексея, но отныне в сердце моем ты будешь зваться родной дочерью.
– О! – Никотея прильнула губами к руке архонта.
– Я этого так не оставлю, – вновь процедил правитель Херсонесской фемы, еле удерживая бурлившую в нем ярость. – Смерть Алексея будет отомщена или же я сложу голову, совершая это отмщение.
– Быть может, следует привлечь русов? Они сильны и многочисленны.
– Хорошо бы. Но как?
– Я тут размышляла, пока мы плыли из Константинополя, и хотела открыть вам свои мысли, хотя, быть может, они покажутся наивными такому умудренному опытом правителю, как мой храбрый дядя.
– Отец. Зови меня «отец». Я весь превратился в слух, дорогая.
Герцог Конрад Швабский беспорядочно метался по залу, будто уворачиваясь от десятков стрел, грозящих причинить нестерпимую боль.
– Гринрой, она не хочет быть императрицей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45