– И это беспокоит моего принца? – следя взглядом за перемещениями одного из знатнейших и могущественнейших вельмож империи и продолжая уплетать сдобренную шафраном пулярку, ответил человек, к которому обращался Конрад Гогенштауфен. При дворе этот малый носил не бог весть какое высокое звание. Он числился одним из оруженосцев герцога и, хотя уже лет десять как мог претендовать на рыцарские шпоры, пальцем о палец не ударил, чтобы добиться их. Зато он всегда оказывался рядом с кубком вина в руках, когда герцог после турнира возвращался к шатру, чтобы восстановить силы, всегда находил удобное место для постоя и привлекательную девицу для согрева постели.
– Беспокоит – это не то слово. – Герцог резко остановился и упер взгляд в оруженосца, нагло восседающего перед ним с полуобгрызанной ножкой пулярки. – Как ты можешь жевать, когда я с тобой разговариваю?!
– Зубами, – не сморгнув, ответил Гринрой, – честно говоря, я не представляю других способов. – Он неспешно облизал желтые от соуса пальцы и потянулся за наполненным кубком.
– Нет, каков наглец!
– Надеюсь, первейший в ваших владениях. Мой государь должен иметь только самое лучшее. Кстати, мой принц, ни в пулярке, ни в соусе, ни в этом рейнском вине, как вы сами изволите видеть, яда нет. Быть может, составите мне компанию?
– Я не могу есть в такое время!
– Отчего же? Еще вполне светло, и день, вроде, не постный.
– Не делай вид, что ты меня не понимаешь!
– Ну, вас понять мудрено, коли вы сами не понимаете, что происходит.
– Что же, по-твоему, происходит?
– Все очень просто. Вы отчего-то решили, мой принц, что если на женскую головку напялить полпуда драгоценностей, то вышеупомянутая дама будет осчастливлена до конца дней. То есть да, с таким грузом конец дней может наступить быстро... Но, как по мне, вы говорили с ней совсем не о том.
– А о чем же?
Йоган Гринрой всплеснул руками, не забыв предварительно откусить еще кусок ножки.
– Мой принц, о том, что днем и ночью лишь она одна живет в вашем сердце, что ее глаза заменяют вам небесный свет, что, когда она хмурится, даже в самую ясную погоду на вас надвигаются черные тучи... Неужто это неясно?
– Так бы ты мог разговаривать с какой-нибудь пастушкой.
– Честно говоря, не вижу особой разницы. Под платьями у них одно и то же, а платья на них те, которые мы же им и покупаем.
– Что же мне теперь делать? – внезапно теряя запал, с тоской спросил герцог.
– Ну, если в изящной словесности вы, прямо скажем, сваляли дурака, то, видимо, следует показать, что вы – настоящий рыцарь.
– Да, ты прав. Я устрою турнир в ее честь и одержу победу.
– Скорее всего это будет восхитительно, – делая несколько больших глотков, проговорил оруженосец. – Можете также отправиться в Святую землю – это еще больше приблизит вас к предмету обожания.
– Не богохульствуй!
– Да упаси меня Бог! Я лишь толкую о том, что, покуда съедутся рыцари, покуда вы сокрушите их всех, наша добрая императрица уже будет рыдать, вспоминая вас, где-то в Лондоне, или уж как там называется их столица.
– Да, пожалуй, ты прав. Ну так что, что же мне делать?
– Ах, мой принц, что вам делать? – Гринрой поставил кубок и вновь облизал пальцы. – Я бы на вашем месте попробовал пулярку, как я ее пробую на своем...
– Да что ты все о еде?
– Да, кстати, о еде. Рассказывают, что почтеннейший батюшка императора Карла Великого в этих самых местах совершил преотменный рыцарский подвиг. Тут прежде, говорят, обитало чудовище с львиной мордой и длинным отравленным хвостом. Это порождение адской бездны постоянно требовало себе девиц, насколько я могу догадаться, с целью их поедания. И вот этот самый батюшка отыскал логово этого, ну, вы понимаете кого, и, обнажив свой меч, немедленно доказал ему, что он – не девица.
– Кто?!
– Оба. Но победил все же папенька Карла Великого. Правда, вероятно, ему тоже досталось, ибо, как сказывают, отделив хвост от головы, он со злости зашвырнул его в реку. С тех пор в ней такая тухлая вода.
– Ну и к чему ты мне это рассказал?
– К подвигам, к чудовищам, к девицам... Да к хорошему аппетиту, черт возьми!
– Прекрати чер... Ты что же, хочешь сказать, что мне следует спасти девицу от чудовища?
– Я хочу сказать, что, если вы сейчас не отведаете пулярку, вам останется только слушать мои рассказы о том, насколько она была вкусной.
Он лежал на песке, вцепившись намертво руками в какую-то снасть, все не решаясь отпустить ее и не веря в спасение. Когда во время крушения дромона он вдруг увидел падающую сверху рею, то понял, что его последний миг настал, и все же выставил руки, надеясь уберечься от страшного удара. Что было дальше, он помнил смутно – волны, волны, волны. Он то и дело задирал голову, чтобы оказаться выше мутной зеленой жижи и вдохнуть необычайно сладкого в этот миг воздуха. Но волны не кончались и не кончались, а силы, как он вдруг с ужасом осознал, были на исходе. В какой-то миг он потерял сознание и соскользнул с мокрого бревна, только и успев намертво вцепиться в порванную снасть. Холодная вода привела его в чувство, но сил вновь забраться на спасительный обломок уже не было. И все же провидение было на его стороне. В очередной раз теряя сознание, он почувствовал, что вода едва закрывает плечи, а затем в бурунах прибоя показался берег. Теперь он лежал, не в силах надышаться и все еще не веря в чудесное спасение.
– О, погляди, – услышал он где-то неподалеку, – еще одного выкинуло.
– Точно, – вторил ему другой голос, – глянь-ка, экий доспех дорогущий!

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45