Наконец взял себя в руки, сосредоточился и
победил хитрую рыбу.
Пока рыбачил, Борис бродил по тайге в надежде убить какое-нибудь
животное для пропитания, а перед тем как уйти, вручил мне карабин на тот
случай, если придет медведь и захочет меня обидеть. Вручая оружие, он был
почему-то очень серьезным, особенно когда показывал, куда нажимать, чтобы
ружье выстрелило.
Появись медведь, я бы скорей всего стрелять не стал, а залез на скалу,
которая была рядом. Жалко животное. Если бы убил, то наверное тень его
являлась бы ко мне во сне по ночам. Хлопот в таком случае гораздо больше,
чем с живым существом. Медведь - он ведь как человек, такой же большой, и
похож очень. У какого-то северного народа есть легендарное предположение,
будто человек произошел от медведя. Когда представляю медведя в уме, то в
первую очередь вижу его глаза. Нет, точно, не решился бы выстрелить.
Медведя здесь много, и встречи с хищником надо действительно ждать
каждую минуту. Один такой каждую ночь приходит к Борису в гости. Намерения
его непонятны, и если по-хорошему, то в туалет надо выходить с ружьем.
Вскоре вернулся Борис, так никого и не убив. Мы развели костер и
приготовили пойманного хариуса на рожнах. Это, по-моему чисто байкальский
способ готовки: сначала рыбу насаживают на палку, которую затем втыкают чуть
под наклоном в землю так, чтобы рыба была над углями. Когда рыбы много -
палки ставят шалашиком.
Наевшись, разговорились. Люблю это дело. Задушевные беседы в тайге
хороши тем, что легко можно определить, чего ваша жизнь стоит и насколько
важно то, что вы пережили.
Если бы я всего себя посвятил производству и семье, то не о чем было бы
рассказать человеку у костра. Самые интересные - это рассказы о путешествиях
и приключениях. Разговоры о накоплении денег на машину, о дураке начальнике,
о стерве теще никому здесь не нужны.
Я немного расклеился. От постоянного переохлаждения заныла поясница.
Баня немного облегчила страдания, но не излечила полностью. Вылечил Борис
народным способом. Он специально сходил в тайгу за осиновой корой, приложил
ее мне на поясницу и закрепил с помощью пояса из медвежьей шкуры. Засыпал с
ощущением, будто лежу голый на куче дров, но зато на утро все прошло - я как
новенький: готов в путь.
- Останься, поживи малость. И тебе хорошо будет, и мне не скучно. Крыша
над головой есть, пищи везде полно: что в Байкале, что в тайге. Чего еще
надо? Оставайся, - предложил Борис.
- Не могу. Не готов еще к стационарному существованию даже в таком
чудесном месте. Вперед хочу, - мне действительно очень хотелось снова
отправиться в путь, прямо наваждение какое-то. - Спасибо тебе за все,
дорогой. Прощай.
Вперед, в путь! Стоит только оттолкнуться от берега и запрыгнуть в
лодку - и все: срабатывает переключатель, и я уже сам себе не принадлежу. Я
хочу видеть над собой небо, я хочу передвигать под собой землю, я хочу жить
и захлебываться от восторга волшебного процесса движения вперед. Я хочу
таким способом производить любовь для всей планеты. Пусть она будет
счастлива, моя планета, и пусть ей будет веселей лететь сквозь непроглядную
темень космического пространства. Я люблю мою планету с помощью странствия и
мне хочется верить, что ей от этого легче.
Дорога дарит нам свободу от всего сразу - это универсальное средство. Я
счастлив в пути. Я много мотался по свету понапрасну, и у меня никогда не
было своего пути, а теперь есть.
Погода - чудо: ни ветерка, ни облачка, ни тумана, как не на Байкале.
Такую гладкую воду вижу иногда в море, когда штиль. На озере ровная вода
почему-то не удивляет, на море же это всегда поражает. Как так можно:
столько воды - и тишина. В Байкале тоже много воды, и я всякий раз
удивляюсь, когда нет на нем ни волн, ни ряби. В штиль байкальская вода
кажется очень нежной и ранимой, и мне как-то совестно шлепать по ней
веслами.
Я уплыл на север, оставив в душе сказочные воспоминания о Борисе, о
бане, о рыбалке, о ночных разговорах и о чудесном месте - Береге Бурых
Медведей.
Сразу за мысом Елохин на берегу изба. Она не загорожена деревьями и ее
хорошо видно даже издали. Раньше в избе жил одинокий лесник, а теперь его
нет - умер. Зарыли его тут же рядом с домом. Явно не по бурятским обычаям
обошлись с умершим: следовало бы закопать его поодаль и не наведываться
часто. Правда, к нему и так никто не ходит. Говорят, лесник был колдуном.
Могилка обнесена заборчиком, и ее тоже хорошо видно. В избе сейчас никто не
живет, несмотря на то, что выглядит она вполне прилично.
Я представил себя на месте колдуна-отшельника. Представил, что прожил
всю свою жизнь здесь один, но так и не понял: хорошо мне было или как-то
еще? Счастлив был колдун или нет? Кто его знает.
Мне захотелось пожить здесь несколько дней просто так. Но я не остался.
Помолчав немного об умершем колдуне, продолжаю путь в направлении мыса
Большой Черемшаный, где живет народ в количестве двух человек: один -
главный и постоянный, другой - подручный и временный. Главным был Федор, и у
него я надеялся узнать о расположении зимовий на моем пути, а заодно
разжиться сувениром - медвежьей шкурой. Обе надежды рухнули. Федор, как и
Борис, ничего толком не знал, что происходит в незначительном удалении от
его жилища. И медвежьей шкуры у него тоже не было. Я не расстроился - вещей
меньше.
Федор жил не просто так, а ради конкретной коммерческой выгоды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94