— Да, Татхагата.
Но я уже застеснялся своих мыслей и спросил о другом, сбиваясь и нервничая:
— Скажи, Просветленный, тот мир, который я покинул на Земле… мне стоит в него возвращаться? Или правильнее будет остаться здесь?
И сказал Гаутама:
— В мире нет ничего такого, к чему стоило бы стремиться, ибо все, что существует, когда это приобретаешь, оказывается недостаточным.
— А могу я не верить тебе, Сиддхартха? Ибо сейчас мне не хочется верить тебе.
И сказал Гаутама:
— Мое учение основано не на вере. Оно означает: приходи и посмотри.
Гаутама всегда говорил чуточку больше того, о чем его спрашивали.
— Я пришел, Шакья Муни. Я посмотрел. Но я хотел взять с собой тех людей, которых любил и люблю. Я хотел, чтобы ты тоже освободил их.
И сказал Гаутама:
— Я не освобождаю людей. Я только учу их тому, как надо освобождаться. И люди признают истинность моей проповеди не потому, что она исходит от меня, а потому, что, разбуженный моим словом, в их умах загорается собственный свет.
— Так скажи, Достигший Своей Цели, почему же любимые мною люди остаются на Земле навсегда?
И сказал Гаутама:
— Не существует во Вселенной ни одного живого существа, которое не обладало бы моей мудростью, мудростью Татхагаты. И только по причине суетных мыслей и привязанностей большинство существ не сознают этого.
И теперь по обе стороны от Будды стояли Марина Ройфман и Валька Бурцев.
Валька подмигнул мне, как только он один умел подмигивать, а Мара скорчила умильную рожицу.
— То есть бессмертны абсолютно все люди, не только Посвященные? спросил я, надеясь, что правильно угадал его намек.
— Конечно, Бодхисатва.
— Почему ты зовешь меня Бодхисатвой?
— Потому что ты прошел девять уровней. Но Татхагатой становятся на следующем.
— А разве есть Десятый уровень, Учитель?
И сказал Гаутама:
— Две с половиной тысячи лет я учу вас правильно задавать вопросы. А вы по-прежнему интересуетесь глупостями и не видите истин.
Я снова застыдился и стал глядеть себе под ноги, а когда вновь поднял глаза, спутниками Будды были Юлька Соловьева и Майкл Вербицкий. Юлька томно закатила глаза и очень эротично показала мне язык. «Не обманул, стало быть, тесчим», — мелькнуло в голове. А Майкл, бросив свое обычное «приветик», веско добавил:
— Не встретиться здесь с тобою, Тим, было бы методологически неверно. Согласись, Миха.
Я согласился и тут же прикрыл глаза, гадая, кто будет следующим. Я уже понял, что сейчас увижу Вербу и Тополя, Симона Грая и Аню Неверову, Машу Чистякову и старика Базотти, Белку и Рюшика, Кречета и Булкина, а возможно, даже Лайзу Острикову и Валерия Лобачева из «Подземной империи»… Здесь могли ожить все кто угодно: Пушкин, Магомет, Мойдодыр, Мерлин Монро, чудовище Франкенштейна, Микки Маус, — они могли ожить, взяться за руки и вместе пуститься в пляс. Здесь было покруче, чем в точке сингулярности, потому что Будда не просто находился в самом центре всех феноменов — он этими точками жонглировал, и они роились вокруг него как пчелы, и гудели, и медвяный запах цветущего луга пьянил и будоражил память, и совсем не хотелось открывать глаза, и я слушал голос пророка сквозь этот летний звон в оранжевой дымке и тягучем приторном дурмане.
И сказал Гаутама:
— Глупо предполагать, что кто-то другой может сделать тебя счастливым или несчастным.
«Разве глупо?» — усомнился я в справедливости древнего буддийского тезиса. — А, по-моему, мы только для того и живем, чтобы делать друг друга счастливыми. Или несчастными.
Я вспомнил всех женщин, даривших мне счастье обладания, торжество победы и — счастье жертвенности, сладкую боль самоотдачи. А потом всех мужчин, которым мог доверять, на которых рассчитывал, как на себя. И еще других — которым завидовал, на которых равнялся, к которым ревновал. Дьявольский коктейль ощущений. Калейдоскоп лиц. Карусель мирового хаоса. Еще немножко, и укачает до тошноты. Захотелось остановиться.
И я открыл глаза.
Слева от Будды стояла Ланка Рыжикова. Справа стоял Эльф.
— Все, — услышал я голос Паши Гольдштейна, моего друга-челнока по Арабским Эмиратам, — этому больше не наливать.
И был вынужден согласиться.
Окружающий мир быстро растворялся в оранжевом тумане, но я еще успел увидать, как эти последние трое повернулись и стали уходить по дороге вверх, прямо на Розовую Скалу, все выше и выше, туда, где ее верхняя кромка упиралась в густое зеленое небо.

ПОСЛЕСЛОВИЕ К ЭПИЛОГУ

— Мишка, проснись, ну проснись же ты наконец, пьяная скотина!
Белка трясла меня за плечо, а рядом сидел кот Степан, и мордочка его выглядела уже совсем неплохо. Куда только подевалась страшнейшая гнойная язва?
— Проснись, Мишка, Степан будет жить. Лекарство подействовало. Видишь? Теперь он точно жить будет.
Я принял полувертикальное положение и спросил:
— Какое сегодня число?
— Пятое января, — ответила Белка.
— Ура! — выдохнул я. — Конец света не состоялся.




1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139