Много хорошего «Хеннеси» поверх обеденного пива. Был весьма расслаблен. А Белка и вовсе еле шевелилась, ни о каких ласках с ее стороны речи не шло. Когда так редко общаешься, радуешься всему, тут бы хоть что-нибудь, хоть куда-нибудь… Впрочем, некоторые нетривиальные способы были задействованы, так что мы оба получили массу удовольствия, потом даже сладко пощекотали друг другу нервы рассуждениями о возможном группешнике — я всерьез, а Белка, похоже, в шутку. Предлагала в качестве второго партнера сильного и статного Гошу, я в ответ выдвинул кандидатуру Ланки Рыжиковой, мы выпили за них обоих в связи с надвигающимися днями рождений и решили завтра же на Бульваре озвучить задуманное. Потом я повернул тему и для чего-то решил уточнить, хотя знал и раньше: самой ужасной для Белки была бы моя измена с ее подругами, чем ближе подруга, тем хуже. Я возразил, мол, для меня наоборот: дать жену напрокат другу, надежному, проверенному, — намного спокойнее, по-доброму как-то по-родственному. Я не шутил, я искренне так считаю, потому и готов к групповым экспериментам. Но и Белка, похоже, не шутила. В ее словах звучало исконно женское желание не видеть никогда, не знать, не слышать ничего о сопернице. Ей уже Вербы хватило. Но это же отдельный случай! Я никак не мог не познакомить их. И вообще, по-моему, подобные взгляды — это страусиная политика. Или просто нельзя так много пить коньяка среди ночи? Да нет, можно. Главное, только Зеварина не вспоминать….
7 июня, среда — Отключились накануне уже засветло, так что разбуженный через два часа будильником, я был еще полновесно пьян. «Хэннеси» плескался во мне ароматными волнами, и пришлось применить весьма сильные средства, дабы не дышать на учителей в Андрюшкином лицее, куда теперь надлежало идти мне. Да, именно идти, за руль решил не садиться — уж слишком мне было хорошо. А на обратной дороге с пьяных глаз надумал развлечь сына, и мы вдвоем жгли по всем дворам тополиный пух.
А жарень стоит уже вторую неделю, сухое все, в общем, чуть не спалили какую-то помойку, а заодно и халупу, к которой она притулилась. Я бегал в ближайший ларек, и мы тушили начавшийся пожар двумя двухлитровыми бутылками «Бонаквы». Во смеху-то было! Андрюшка страшно доволен остался. Потом всякие звонки начались. Много звонков. Но писать про них неинтересно. А вечером на Бульваре (в отсутствие Гоши, который гудел у себя в академии) мы устроили легкую репетицию завтрашней большой пьянки. Бухтияровы, молодцы, притащили к моему джину целый мешок льда, а Сашка Пролетаев — два пузыря тоника прямо из морозилки. В общем, было здорово. Дома подбивал Белку на повторение вчерашнего, но она — без всяких обид — просто пожаловалась на усталость. Неужели мы полностью помирились?
8 июня, четверг — На удивление светлая голова и яростное желание работать. Завтрак без всякого спиртного, две страницы текста с огромным удовольствием, а потом… Женька Жуков звонит прямо в дверь. Ну, думаю, началось. «Пошли. Прогуляемся немного». Очень хотелось послать его, предчувствие в душе гадкое было, но я уже понял, что этот Причастный высшей категории под номером «три» или «четыре» (черт его знает, какой у него там сейчас номер!) в мою судьбу всегда вламывается, как смерть с косой, и трусливо суетиться, мельтешить перед ним, а тем более сопротивляться его носорожьему натиску не только глупо, но и опасно. Я быстро собрался и вышел. Отъехали мы недалеко. На его машине. Встали на Чистых прудах, закурили, и Женька начал почти допрос:
— Почему ты не послушался Тополя?
— Я никого не собираюсь слушаться, я приехал жить в свой родной город. Мне разрешили делать все, что я захочу. Я и так уступил вам, я взялся писать заказной, не мною придуманный роман. Но я уже влез в него по уши и закончу работу. А во всем остальном, ребята, идите-ка вы….
— Ответ принят, — процедил Жуков, не глядя на меня. — А почему ты пьешь, как лошадь? Анжей сказал мне, что ты просто взломал внутреннюю систему защиты организма и теперь планомерно гробишь себя.
— Возможно, — нехотя согласился я.
— Вызвать тебе Вербу?
— Не надо. Я должен дописать роман в этом состоянии. Мне совсем чуть-чуть осталось.
— Хорошо, дописывай. Но все-таки, почему ты пьешь? Тебе плохо?
— Посмотри мне в глаза.
Он посмотрел. Нет, не издевается.
— Заботливый ты наш, — сказал я. — А то ты не видишь, как мне плохо.
— Уходит любовь? — спросил он на полном серьезе.
— С каких это пор Причастные стали бросаться высокими словами? Что ты знаешь о любви, психолог? Не больше, чем я. Не больше, чем все остальные. Что такое любовь, даже двое, между собой, почти никогда не умеют договориться. О чем ты, Женька? Ты можешь спеть красивую лирическую песню об умирающем чувстве, а можешь смачно выругаться и сплюнуть под ноги, резюмировав: «Депрессняк». А речь-то будет идти об одном и том же.
— Хорошо, — сдался Жуков, — без лишних слов. О чем идет речь?
— О том, что, если я не буду пить, я уйду от Белки.
— Уходить не надо. Это действительно плохо. И ты уверен, что эти запои, эта беспробудная гульба на Бульваре спасает вашу семью?
— Уверен, Кедр.
— Хорошо, — еще раз сказал он. — А ты хоть знаешь, кто сейчас президент этой страны.
— Хватит называть мою страну «этой»! Президент России сегодня…. - я запнулся и ответил честно: — Мне наплевать, кто у нас президент. Все равно последний год живем…
Женька выдержал долгую паузу и подвел черту:
— Все. Отдыхай. — Потом добавил: — Дай мне позвонить с твоей трубки, у меня аккумулятор разрядился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139