Представляешь?
— Здорово! — выдохнул Давид. — Так, значит, мы сильнее их?
— Ни черта! — остудил его Владыка. — Сильнее их те, кто призвал нас. Демиурги. Но это очевидно. Обратное было бы по меньшей мере странно. А вот такие, как мы, способны стать сильнее, только если будем вместе. Может, для этого я и уезжаю.
Он помолчал, вновь раскуривая трубку.
— Здесь немыслимо бороться со злом, Додик. Здесь, в России, все поставлено с ног на голову. Здесь утверждают, что общественные интересы по определению — испокон веку выше личных. Здесь говорят, что «умом Россию не понять», а также, что наши часы самые быстрые часы в мире и что вообще Россия — родина слона. Я вернусь сюда, очевидно. Вернусь, когда Россия станет другой.
— А она станет?
— Обязательно. Только боюсь, Додик, что ты опоздаешь на метро.
— Ничего, поеду на такси.
— Хорошо зарабатываешь?
— Да нет, так себе, просто надоело копейки считать.
— А надо, Додик, зарабатывать хорошо. Тебе здесь жить.
Он вдруг совершенно внезапно опять превратился из Владыки в обычного Игоря Альфредовича. Что это значило? Аудиенция закончена?
— Я еще месяца два буду в России, Додик. Обязательно звони и заходи.
Ну а вот и конкретика!
— Ладно, Игорь Альфредович, тогда я побежал? До свидания, Нора Викентьевна!
А гражданин в каракулевом пирожке топтался-таки внизу в подъезде. Но Давид вдруг ощутил в себе такую удаль, такую лихость: наплевать ему и на этого гражданина, и на всю их проклятую контору. Мимо прошел с достоинством, «не повернув головы кочан». И пирожок вел себя тихо, кажется, даже глаз не поднял.
Сколько раз еще он встречался с Владыкой? Оформление документов затянулось, Игорь Альфредович покинул страну только летом, в конце июля, а до этого Давид бывал у него каждую неделю. Приходил, как на учебу, и Владыка шутил:
— Ну, у нас с тобой прямо воскресная школа.
— А что, разучивание Канонических Текстов действительно напоминает уроки Закона Божьего, — отвечал
Давид.
Но практические советы, которые давал Владыка, были очень далеки от дел богоугодных. Собственно, приходилось изучать основы диверсионно-разведывательной деятельности: шифровки, тайники, конспиративные встречи, выявление хвоста — черт знает что. Владыка готовил из него настоящего бойца на все случаи жизни. Ну и конечно занятия эти он проводил не дома. Точнее, не всегда дома. Давид по просьбе Бергмана стал приезжать на машине, они вырывались вдвоем из города по Варшавке или по Профсоюзной и в нескольких километрах за кольцевой бродили меж полей, по лугам, иногда просто вдоль обочины шоссе. Предложение погулять по лесу было Владыкой отвергнуто:
— Не для того мы сюда ездим, Додик, чтобы какой-нибудь оглоед притаился за деревом с направленным микрофоном.
— Неужели дело настолько серьезно? — удивлялся
Давид.
— Намного серьезнее, чем ты думаешь, — грустно улыбался Владыка.
Но поначалу Давид плохо понимал принцип, по которому некоторые совершенно жуткие, с его точки зрения, вещи можно было обсуждать в квартире, как уверял Бергман, напичканной жучками, а другие, абстрактные и не то что КГБ, а и Академии наук едва понятные темы, были табу, ради них требовалось отрываться от хвоста, а потом мерзнуть на ветру в грязном по весне колхозном поле.
Со временем он разобрался: за примитивную антисоветчину теперь уже (а может быть пока еще) не преследуют, а вот древние тайны Посвященных дюже как беспокоят власть предержащих.
Владыка, бывало, приговаривал, когда они оказывались вне зоны действия всех мыслимых микрофонов:
— Что, плохо слышно вам? Ну, извините! Да и потом, ведь вы же все это знаете. Чего не знаете — поспрошайте у людей, а мы уж с Додиком по душам покалякаем.
В одну из первых таких прогулок Давид рассказал Бергману о Шарон и спросил:
— Что это значит: оттуда не возвращаются, но оттуда можно вернуться?
— Видишь ли, Додик, можно не только вернуться с того света, можно вообще все. Теоретически. Нет во Вселенной запретов ни на какие чудеса в силу ее безграничного многообразия. Можно направлять время вспять и в сторону, можно сворачивать и разворачивать пространство, можно уничтожать и вновь создавать целые миры, живущие по любым придуманным законам. Но когда можно все, побеждает хаос. Это неинтересно. (Прими сейчас такой аргумент. Ведь в нашем контексте о нравственности говорить невозможно.) Поэтому есть Закон. Закон — это всегда ограничение в правах. Именно в правах, возможности ограничить нельзя — они остаются прежними. Так вот, ограничивая себя в правах, мы побеждаем хаос и создаем гармонию. Додик, для тебя настало время услышать все девять заповедей Высшего Закона Посвященных. Услышать и запомнить.
Заповедь первая: Если тебе открылся путь, идти по нему можно и вперед, и назад. Но ты иди по нему только вперед, ибо это правильно.
Заповедь вторая: Помни, Посвящение дается свыше, но это не награда и не кара, ибо не заслужили мы ни того ни другого.
Заповедь третья: Умножай знание в себе, а не в мире и не пытайся творить добро, ибо злом оно обернется.
Заповедь четвертая: Живи той жизнью, какой живут все живые, ибо прежде всего ты — человек.
Заповедь пятая: Не убивай, ибо кровавому пути не будет конца.
Заповедь шестая: Не зови смерть, ибо власть над нею иллюзорна.
Заповедь седьмая: Не люби смерть сильнее жизни, ибо сладость смерти мимолетна, а жажда жизни неутолима и вечна.
Заповедь восьмая: Не верь в богов людских, ибо един бог твой и нет его.
И девятая заповедь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139