Защитники города поспешно отодвинули двенадцатифутовый засов, на который были заперты ворота. Другие воины распахнули створки.
— Глупцы! — в ужасе вскричал чародей. — Неужто они решили впустить в город чужое войско?!
В ворота проскакала могучая белая лошадь, несущая всадника в золоченых доспехах. В правой руке всадник сжимал окровавленный меч, а в левой — щит, на котором красовался герб в виде меровенсских лилий и двойной короны Гардишана. За всадником в город устремились лучники в стальных шлемах и кожаных кирасах, а за ними следом — сотня конных рыцарей.
— Это войско стоило впустить в город и поприветствовать! — воскликнул Мэт, успокоив чародея-араба. — Надеюсь, ты не обидишься на меня, мудрейший. Мне бы хотелось поздороваться с моей супругой!
* * *
Химена в недоумении уставилась на джинну.
— Мой Мэтью? Что же он такого мог натворить? Чем оскорбил тебя?
Джинна устремила на нее гневный взгляд.
— Ты что же, жена ему? Что-то ты слишком старая!
— Мне столько лет, что я гожусь ему в матери, — отвечала Химена, которую фраза джинны сильно задела. — Я и есть его мать и горжусь этим!
— Гордишься! — вскричала Лакшми, и от ее голоса содрогнулись стены. — Кем гордишься ты? Похитителем детей? Ночным воришкой?
— Мой сын — воришка? — в ярости воскликнула Химена. — Ты лжешь, бессовестно лжешь!
— Нет, она просто ошибается, — поправил жену Рамон и поднял руку. — Мэтью здесь нет, о прекраснейшая из джинн. Он отправился на Святую Землю, дабы помочь отразить нападение сил Зла, пытающихся захватить Восток. Его нет здесь уже более месяца. С чего ты сочла его похитителем детей, и каких детей?
Лакшми продолжала гневно взирать на людей, но взгляд ее стал менее уверенным.
— Не важно, где он пребывает. Все равно он мог похитить у меня моих детишек!
— Детишек? — вытаращил глаза Рамон. — Так у тебя несколько отпрысков? Какое счастье для тебя и твоего супруга-принца! Но... ваше высочество, почему же вы нам ничего не сообщали об этой радости?
— Ваш сынок сам обо всем узнал! Я породила двоих детей, милашек-близнецов, а когда я нынче утром подошла к их колыбели, дабы покормить их грудью, они исчезли без следа! Их колыбелька опустела, а кто еще, кроме чародея, способен выкрасть детей джинны из дворца их отца?
* * *
— Враги снова осаждают стену! — прокричал дозорный. Ночь была холодна, звезды заливали светом город, как бы смеясь над факелами, озарявшими стены. Однако мирный свет звезд, казалось, померк от воплей варваров. Арабы бросились к стенам, зарядили луки и принялись стрелять наугад.
Алисанда склонилась в седле и поцеловала Мэта.
— Если я паду в бою, — прошептала она, — я буду знать, ради чего жила!
— Ты не падешь в бою, — заявил Мэт, поправив шлем на голове супруги. — Мне нужны новые поцелуи, и потому ты должна жить. Ты непременно должна вернуться.
Глаза Алисанды взволнованно сверкнули. Во взгляде ее не было желания: она хорошо понимала, что ее муж говорит не только о поцелуях, а о таких вечерах, как тот, что они провели сегодня вместе.
— Ну, так храни меня получше! — воскликнула она на прощание, развернула коня, пришпорила его и поскакала к восточным воротам. Издавая боевые кличи, следом за ней поскакали рыцари. Пехотинцы бегом устремились за ними. Калиф проводил взглядом меровенсское войско и обратил к Мэту осуждающий взор.
— Как ты допустил, чтобы женщина заняла твое место?
— Это ее место, а не мое, — возразил Мэт. — Она королева по рождению. Но если ты, о господин, хотел спросить, почему я не поскакал в бой рядом с ней, дабы оберегать ее, то я отвечу так: я мог бы это сделать, ибо я — рыцарь, но кроме того, я — чародей, и я оберегу ее намного лучше, оставшись на городской стене. — Он пожал плечами. — Конечно, мне нестерпима мысль о том, что я — не рядом с ней, но так мудрее.
Калиф улыбнулся:
— А мне странно, что вы, франки, так обожествляете своих женщин.
— Мне, честно говоря, это тоже странно, — заверил его Мэт. — Но я мало-помалу к этому привыкаю... Смотри, началось!
Ворота распахнулись настежь, и варвары, довольно завопив, бросились к ним. Алисанда подпустила их поближе, после чего пришпорила своего белого скакуна и помчалась навстречу врагам, опустив копье.
Азиаты были превосходными всадниками и, конечно, запросто могли бы взять рыцарей в кольцо, но им мешали их соратники, сгрудившиеся около открытых ворот. Пространства для маневра было маловато, а пони, на которых восседали верхом варвары, значительно уступали по всем параметрам европейским клайдесделам и першеронам. Рыцари врубились в толпу варваров и заработали копьями, однако главный удар по врагам был нанесен именно лошадьми, буквально подминавшими под себя любого, кто попадался им под ноги. Те из врагов, которые успели увернуться и размахнуться пиками, падали под парирующими ударами тяжеленных щитов. Те же противники, что отваживались нападать на рыцарей справа, попадали под удары могучих мечей. Некоторым пикам все же удавалось угодить мимо щитов и мечей, но и тогда их наконечники лишь скользили по прочнейшим доспехам европейцев.
Франки все глубже и глубже врубались в толщу варварского войска, но наконец были вынуждены остановиться — врагов было слишком много, и самой своей массой они мешали франкам двигаться дальше. С тыла к рыцарям спешили все новые тысячи варваров.
Но тут подоспела арабская кавалерия, столь же легкая и маневренная, как варварская. Арабские лошади были выше, чем азиатские, а копья столь же острые. Улюлюканье арабов заглушило боевые вопли врагов, их ятаганы со звоном встретились с кривыми мечами соперников. Тут и там падали с коней поверженные враги, и тогда на них бросались меровенсские пехотинцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145