Кьюлаэра думал, что Миротворец за шесть месяцев, истязая его упражнениями и трудом, подготовил к любым тяготам, но к полудню он вспотел, стал задыхаться под грузом своей ноши и думать о том, сколько бы она весила, если бы не мешок, заколдованный Йокотом. Он испытал необъяснимый порыв благодарных чувств к гному. Конечно же необъяснимый — Йокот не сделал бы этого из любви к Кьюлаэре. Даже по дружбе не сделал бы. Или сделал?
Они остановились перекусить, Кьюлаэра с радостью опустил на землю свой мешок и тут увидел, что Миротворец оглядывается с тем же рассеянным взглядом, который Кьюлаэра заметил еще на пристани. Не успели они задать вопрос, как мудрец стряхнул задумчивость и сказал:
— Хоть горы не изменились. Преломите хлеб, друзья мои, и отдохните.
Они отдыхали час. Затем Кьюлаэра со стоном снова взвалил на себя мешок, раздраженно думая о том, что это ведь не его грех перед богом, а грех короля. Почему же он должен расплачиваться за него?
Путники забрались уже довольно высоко, под самые скалы, когда дорогу им преградили горцы.
Не было бы в мешке ящика с золотом, Кьюлаэра бросил бы его и выхватил меч. Да будь хотя бы ящик его собственностью, он бы тоже сбросил мешок, но это была жертва, которую он обязался принести Аграпаксу. Злобно оглядев высокого, стройного мужчину, он поправил свою ношу и приготовился драться ногами. Но, прежде чем горец успел бросить свой вызов, Китишейн улыбнулась и сказала:
— Добрый вам день, жители гор!
Они вроде бы несколько опешили, и тем не менее самый старший из них сказал:
— Для вас это плохой день. Развязывайте ваши мешки.
— Зачем? Вы — разбойники?
Человек усмехнулся:
— Я — Свиба. Мы — чемои, племя Дикой Серны, это наши горы. Мы собираем дань с каждого, проходящего здесь.
— Почему? Разве вы заботитесь о том, чтобы путники ходили по хорошим тропам?
— Потому что это наши горы, и всякий желающий пройти через них обязан нам платить!
Свиба побагровел, его люди сделали шаг вперед, их мечи блеснули.
— Какова дань? — спросила Китишейн.
— Две десятых от всего, что вы несете.
Девушка нахмурилась:
— Не многовато ли, а? Если вы со всех столько дерете, что же одеты так плохо?
Последнее было справедливо: на горцах были шерстяные штаны и рубахи — изношенные, в заплатах. Волосы сальные, растрепанные, бороды всклокоченные.
— Одну часть нам, вторую нашему богу! — рявкнул Свиба. — Показывайте, что у вас в мешках!
— Какому богу? — поинтересовался Миротворец. Тон мудреца привел Свибу в негодование, он сказал:
— Его зовут Ваханак. Вы должны поклониться ему, раз пришли сюда!
— Я слыхал о нем. — Голос Миротворца стал еще жестче. — Он требует в качестве жертвоприношений не только дань, но и жизни. Кого из нас вы собираетесь принести ему в жертву?
Горцы опешили от неожиданности и что-то забормотали в испуге. Свиба тоже на миг пришел в замешательство, но тут же взял себя в руки и выдавил злую улыбку:
— Жизни всех чужестранцев отдаются богу. Раз уж вы сами догадались, что вы в ловушке, уберите руки за спину, чтобы мы вас связали; нам лучше убить вас на алтаре, чем здесь, на перевале, хотя и это мы можем сделать, если потребуется.
Кьюлаэра прищурился, скинул мешок со спины, сжав одной рукой лямки и высвободив другую для меча. Сундук, окованный медью, послужит и славным щитом, и отличным оружием.
Глаза Свибы одобрительно и с облегчением блеснули.
— Формил! Возьми у него мешок.
Но не успел Формил двинуться навстречу своей неминуемой гибели, как Миротворец сказал:
— Вы не получите мешков, пока мы своими собственными глазами не увидим вашего бога. Если мы должны умереть на его алтаре, мы сначала взглянем на него.
Кьюлаэра резко повернулся и озадаченно посмотрел на старика.
— Как пожелаете, — хмыкнул Свиба. — Давайте руки!
— Нет уж, наши руки останутся свободными, чтобы мы могли идти по горам. Мешки мы понесем сами. Можете окружить нас, если вам так хочется, но мы пойдем к вашему богу как свободные люди — по собственной воле, а не как пленники.
Горцы замешкались. Свиба пробурчал:
— Как пожелаете. Всякий волен выбирать себе судьбу. Ну, вперед!
И он взмахнул копьем.
Миротворец зашагал вперед. Чемоям пришлось поспешить, чтобы сомкнуть ряды впереди него. Часть из них выстроились сбоку от процессии, а замыкал шествие Свиба с шестью воинами, все были хмуры и держали копья наготове.
— Не знаю, что ты там задумал, — крикнул Свиба, — но у тебя ничего не выйдет!
Почему же тогда горцы чувствовали себя не вполне уверенно? Кьюлаэра вскинул мешок на плечи и поспешил вслед за мудрецом. Он уже был готов обрадоваться, если бы кто-нибудь отнял у него золото и избавил его от тяжкого груза.
Дорога к богу проходила через чемойскую деревню, если так можно назвать кучку избушек из веток, перевязанных травой, избушек, столь же ветхих и засаленных, как и одежда их обитателей. Воняло отбросами, мерзко пахло из выгребной ямы. Завидев незнакомых людей, матери в страхе начали звать к себе детей, и малыши бросились по домам. И матери, и дети были одинаково тощи, измождены и запуганы.
Китишейн осматривалась с неприкрытым отвращением:
— Не очень-то ваш бог заботится о вашем народе, Свиба. Зачем вы ему поклоняетесь?
— Не будем поклоняться — так он разорвет нас на куски! — рявкнул Свиба. — Идем!
Китишейн зашагала дальше. Поравнявшись с Миротворцем, она пробормотала:
— Зачем этот Ваханак требует, чтобы ему приносили в жертву странников? Ведь из-за этого торговцы наверняка обходят эти места стороной, и у него и чемоев только меньше возможностей для грабежа!
— Именно так, — согласился Миротворец, — но, кроме того, таким образом перекрыт еще один проход на север.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123