ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
" Разве
вы не слышали этих слов раньше? Их произнес Саруман, учитель Змеиного
Языка. Хотя я не сомневаюсь, что дома Змеиный Язык облекал их значение в
более хитрые слова. Повелитель, если бы любовь сестры к вам, если бы
сознание своего долга не закрыли бы ее губ, вы многое могли бы услышать. И
кто знает, что говорила она одна, во тьме, в горечи своих ночных бдений,
когда жизнь казалась ей конченной, а стены спальни смыкались вокруг нее,
как стены клетки пойманного дикого животного.
Эомер молча посмотрел на сестру, как бы заново переживая прошлое. Но
Арагорн сказал:
- Я видел то же, что и вы, Эомер. Мало найдется в мире горестей,
равных этой: видеть любовь прекрасной и отважной леди и не ответить на
нее. Печаль и жалость сопровождали меня после нашей последней встречи в
Дунхарроу; и не за себя боялся я, а за то, что может случиться с нею. И
все же, я говорю вам, Эомер, она любит вас больше, чем меня; вас она любит
и знает; а во мне она любит лишь сове воображение и надежду на славу и
великие деяния, надежду на земли, далекие от полей Рохана.
У меня, может быть, хватит силы исцелить ее тело, вывести ее из
темной долины. Но для чего она очнется: для надежды, забытья или отчаяния
- я не знаю. И если для отчаяния, то лучше ей умереть, если только не
придет другой исцелитель, более искусный, чем я. Увы! А ее деяния отводят
ей место в ряду славнейших королей.
Арагорн наклонился и посмотрел ей в лицо, белое, как лилия, холодное
как лед, и твердое, как ровный камень. Поцеловав ее в лоб, он тихо позвал:
- Эовин, дочь Эомунда, проснись! Твой враг ушел!
Она не шевельнулась, но все увидели, что она дышит глубже: грудь ее
под белым покрывалом поднималась и опускалась. Арагорн растер снова два
листка ателаса и бросил их в кипящую воду; этой водой он смочил ей лоб и
правую руку, холодную и бесчувственную.
- Проснись, Эовин, леди Рохана! - снова сказал Арагорн и, взяв ее
правую руку почувствовал, как к ней возвращается жизнь. - Проснись! Тень
ушла и вся Тьма рассеялась!
Вложив ее руки в руки Эомера, он отошел и, проговорив "позовите ее",
молча вышел из комнаты.
- Эовин, Эовин! - воскликнул Эомер, плача. Она открыла глаза и
сказала:
- Эомер! Какая радость! Они говорили, что ты убит. Нет, это были лишь
темные голоса в моем сне. Долго ли я спала?
- Недолго, сестра, - ответил Эомер. - Но не думай больше об этом.
- Я страшно устала, - сказала она. - Мне нужно отдохнуть. Но скажи,
что с повелителем Марки. Увы! Не говори, что это был сон: я знаю, что это
не так. Он мертв, как и предсказывал.
- Он мертв, - подтвердил Эомер, - и он просил перед смертью передать
прощальный привет Эовин, более дорогой для него, чем дочь. Он лежит теперь
в цитадели Гондора.
- Как печально! - вздохнула она. - Но это все же лучше тех темных
дней, когда я думала, что дом Эорла впадает в бесчестье и станет хуже
шалаша пастуха. А что с королевским оруженосцем, с невысокликом? Эомер, ты
должен сделать его рыцарем Марки за храбрость.
- Он лежит поблизости в этом доме, и я пойду к нему, - сказал
Гэндальф. - Эомер же останется здесь. Но не говорите о войне и о печали,
пока не поправитесь. Великая радость видеть такую отважную леди
возрожденной для здоровья и надежды!
- Для здоровья! - сказал Эовин. Может быть, и так. По крайней мере,
пока есть пустое седло какого-нибудь погибшего всадника и есть дела,
которые нужно свершить. Но для надежды? Не знаю...
Гэндальф и Пиппин пришли в комнату Мерри и застали там стоящего у
постели хоббита Арагорна.
- Бедняга Мерри! - воскликнул Пиппин, подбегая к постели: ему
показалось, что его друг выглядит хуже, лицо у него серое, и на нем лежит
тяжесть годов печали. Неожиданно Пиппина охватил страх, что Мерри умрет.
- Не бойтесь! - сказал Арагорн. - Я пришел вовремя. Он устал и
опечален, он получил такую же рану, как и леди Эовин при попытке поразить
смертоносного врага. Но все это поправимо - так силен в нем дух жизни. Он
никогда не забудет своего горя, но оно не затмит его сердце, а лишь научит
его мудрости.
Арагорн положил руку на голову Мерри и, мягко проведя ладонью по
курчавым волосам коснулся глаз и позвал его по имени. И когда аромат
ателаса заполнил комнату, Мерри неожиданно очнулся и сказал:
- Я хочу есть. Который час?
- Время ужина прошло, - ответил Пиппин. - Но я постараюсь принести
тебе чего-нибудь, если мне позволят.
- Позволят, - сказал Гэндальф. - Все, чего пожелает этот всадник
Рохана, будет дано ему в Минас Тирите, где он будет пользоваться почетом и
великим уважением.
- Хорошо! - сказал Мерри. - Тогда я предпочел бы вначале ужин, а
потом трубку. - И лицо его омрачилось. - Нет, не трубку. Не думаю, чтобы я
снова стал курить.
- Почему? - удивился Пиппин.
- Он умер, - медленно ответил Мерри. - Я все вспомнил. Он сказал, что
ему жаль, что у него не будет больше возможности поговорить со мной о
травах. Это почти дословно, что он сказал. Никогда больше не смогу я
курить, не вспоминая о нем и об этом дне, Пиппин, когда он приехал в
Изенгард и был так добр к нам.
- Тогда курите и думайте о нем! - сказал Арагорн. - У него было
щедрое сердце, он был великий король и всегда исполнял свои клятвы. Он
встал из тени для этого последнего прекрасного утра. Хотя ваша служба ему
была коротка, воспоминание об этом будет почетным и радостным до конца
ваших дней.
Мерри улыбнулся.
- Что ж, - сказал он, - если так считает Бродяжник, я буду курить и
думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
вы не слышали этих слов раньше? Их произнес Саруман, учитель Змеиного
Языка. Хотя я не сомневаюсь, что дома Змеиный Язык облекал их значение в
более хитрые слова. Повелитель, если бы любовь сестры к вам, если бы
сознание своего долга не закрыли бы ее губ, вы многое могли бы услышать. И
кто знает, что говорила она одна, во тьме, в горечи своих ночных бдений,
когда жизнь казалась ей конченной, а стены спальни смыкались вокруг нее,
как стены клетки пойманного дикого животного.
Эомер молча посмотрел на сестру, как бы заново переживая прошлое. Но
Арагорн сказал:
- Я видел то же, что и вы, Эомер. Мало найдется в мире горестей,
равных этой: видеть любовь прекрасной и отважной леди и не ответить на
нее. Печаль и жалость сопровождали меня после нашей последней встречи в
Дунхарроу; и не за себя боялся я, а за то, что может случиться с нею. И
все же, я говорю вам, Эомер, она любит вас больше, чем меня; вас она любит
и знает; а во мне она любит лишь сове воображение и надежду на славу и
великие деяния, надежду на земли, далекие от полей Рохана.
У меня, может быть, хватит силы исцелить ее тело, вывести ее из
темной долины. Но для чего она очнется: для надежды, забытья или отчаяния
- я не знаю. И если для отчаяния, то лучше ей умереть, если только не
придет другой исцелитель, более искусный, чем я. Увы! А ее деяния отводят
ей место в ряду славнейших королей.
Арагорн наклонился и посмотрел ей в лицо, белое, как лилия, холодное
как лед, и твердое, как ровный камень. Поцеловав ее в лоб, он тихо позвал:
- Эовин, дочь Эомунда, проснись! Твой враг ушел!
Она не шевельнулась, но все увидели, что она дышит глубже: грудь ее
под белым покрывалом поднималась и опускалась. Арагорн растер снова два
листка ателаса и бросил их в кипящую воду; этой водой он смочил ей лоб и
правую руку, холодную и бесчувственную.
- Проснись, Эовин, леди Рохана! - снова сказал Арагорн и, взяв ее
правую руку почувствовал, как к ней возвращается жизнь. - Проснись! Тень
ушла и вся Тьма рассеялась!
Вложив ее руки в руки Эомера, он отошел и, проговорив "позовите ее",
молча вышел из комнаты.
- Эовин, Эовин! - воскликнул Эомер, плача. Она открыла глаза и
сказала:
- Эомер! Какая радость! Они говорили, что ты убит. Нет, это были лишь
темные голоса в моем сне. Долго ли я спала?
- Недолго, сестра, - ответил Эомер. - Но не думай больше об этом.
- Я страшно устала, - сказала она. - Мне нужно отдохнуть. Но скажи,
что с повелителем Марки. Увы! Не говори, что это был сон: я знаю, что это
не так. Он мертв, как и предсказывал.
- Он мертв, - подтвердил Эомер, - и он просил перед смертью передать
прощальный привет Эовин, более дорогой для него, чем дочь. Он лежит теперь
в цитадели Гондора.
- Как печально! - вздохнула она. - Но это все же лучше тех темных
дней, когда я думала, что дом Эорла впадает в бесчестье и станет хуже
шалаша пастуха. А что с королевским оруженосцем, с невысокликом? Эомер, ты
должен сделать его рыцарем Марки за храбрость.
- Он лежит поблизости в этом доме, и я пойду к нему, - сказал
Гэндальф. - Эомер же останется здесь. Но не говорите о войне и о печали,
пока не поправитесь. Великая радость видеть такую отважную леди
возрожденной для здоровья и надежды!
- Для здоровья! - сказал Эовин. Может быть, и так. По крайней мере,
пока есть пустое седло какого-нибудь погибшего всадника и есть дела,
которые нужно свершить. Но для надежды? Не знаю...
Гэндальф и Пиппин пришли в комнату Мерри и застали там стоящего у
постели хоббита Арагорна.
- Бедняга Мерри! - воскликнул Пиппин, подбегая к постели: ему
показалось, что его друг выглядит хуже, лицо у него серое, и на нем лежит
тяжесть годов печали. Неожиданно Пиппина охватил страх, что Мерри умрет.
- Не бойтесь! - сказал Арагорн. - Я пришел вовремя. Он устал и
опечален, он получил такую же рану, как и леди Эовин при попытке поразить
смертоносного врага. Но все это поправимо - так силен в нем дух жизни. Он
никогда не забудет своего горя, но оно не затмит его сердце, а лишь научит
его мудрости.
Арагорн положил руку на голову Мерри и, мягко проведя ладонью по
курчавым волосам коснулся глаз и позвал его по имени. И когда аромат
ателаса заполнил комнату, Мерри неожиданно очнулся и сказал:
- Я хочу есть. Который час?
- Время ужина прошло, - ответил Пиппин. - Но я постараюсь принести
тебе чего-нибудь, если мне позволят.
- Позволят, - сказал Гэндальф. - Все, чего пожелает этот всадник
Рохана, будет дано ему в Минас Тирите, где он будет пользоваться почетом и
великим уважением.
- Хорошо! - сказал Мерри. - Тогда я предпочел бы вначале ужин, а
потом трубку. - И лицо его омрачилось. - Нет, не трубку. Не думаю, чтобы я
снова стал курить.
- Почему? - удивился Пиппин.
- Он умер, - медленно ответил Мерри. - Я все вспомнил. Он сказал, что
ему жаль, что у него не будет больше возможности поговорить со мной о
травах. Это почти дословно, что он сказал. Никогда больше не смогу я
курить, не вспоминая о нем и об этом дне, Пиппин, когда он приехал в
Изенгард и был так добр к нам.
- Тогда курите и думайте о нем! - сказал Арагорн. - У него было
щедрое сердце, он был великий король и всегда исполнял свои клятвы. Он
встал из тени для этого последнего прекрасного утра. Хотя ваша служба ему
была коротка, воспоминание об этом будет почетным и радостным до конца
ваших дней.
Мерри улыбнулся.
- Что ж, - сказал он, - если так считает Бродяжник, я буду курить и
думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118