— Как может подтвердить твой друг, это ничуть не больно. Всего несколько еженедельных процедур, и твое мышление будет в полном порядке.
— Именно, — согласился мужчина слева от него. — И тогда ты сможешь свободно выбирать, возвращаться ли тебе на родину, остаться ли здесь, в прекрасном Тетсприахе, или же продолжить свое путешествие. Что бы ты ни решил, решение примет современный, правильно мыслящий человек, не обремененный раздражающим эмоциональным и интеллектуальным багажом, который так уродует большую часть человечества.
— Мне нравится мой интеллектуальный багаж, — отозвался Эхомба. — Это то, что делает меня индивидом.
— Как, к несчастью, и присущая человеку тяга к убийствам и дракам. — Женщина одарила Эхомбу ангельской улыбкой. — Однако они не способствуют совершенствованию личности.
Эхомба попытался отклониться, но увернуться от облачка было гораздо труднее, чем от брошенного копья. Когда бледная пыль окутала его, он задержал дыхание, однако понял, что порошок не обязательно вдыхать, чтобы подвергнуться его воздействию. Тонкий аромат являлся всего лишь дополнительным свойством вещества, а отнюдь не показателем его эффективности. Порошок проникал через глаза, губы, кожу рук, щиколоток, шеи и добирался до самого мозга костей.
Хотя Эхомба твердо стоял на ногах, он ощутил, что его мозг начал зыбиться и куда-то поплыл. Перед ним, похожее на подушку, возникло розоватое облако, маня к себе нежными щупальцами и заслоняя троих книжников. Пастух понимал, что они продолжают внимательно наблюдать за ним. Если только он позволит себе расслабиться и отдаться в объятия тумана, огромное множество внутренних мучений и сомнений, преследовавших его на протяжении всей жизни, исчезнут, рассосавшись столь же безболезненно и быстро, как уксус залечивает укус скорпиона.
Эхомба стал сопротивляться. Он вызвал в памяти ярчайшие образы Мираньи и детей, подробные до мельчайшей детали. Он вспомнил время, когда рыбачил в ручье, который в деревне использовался как источник пресной воды, и наступил на колючего моллюска. Воспоминание о той боли ослабило действие назойливой пыли, но лишь на краткий миг. Он припомнил особенности споров, что вел со старейшинами деревни, и собственные ссоры с женой, и день, когда они отмечали восьмидесятилетие его матери и пошел проливной дождь. Он восстановил в памяти день за днем все свое путешествие до прихода сюда, каждую мелочь, каждое ощущение…
Он сделал все, что только мог придумать, дабы сохранить собственные мысли — даже если они были «неправильными».
— Сопротивляется. — Сквозь дымку и дурман, которые возили захлестнуть его, Эхомба расслышал голос женщины.
Он по-прежнему звучал уверенно, но не так уверенно, как раньше.
— Его каналы мышления глубже и лучше защищены, нежели у его спутника. — Это был голос монаха, сидевшего на дальнем конце стола. — Дайте ему еще одну порцию.
— Так скоро? — проговорил старший монах.
— Мы не можем потерять его из-за нерешительности. — Тон второго мужчины был добрым, но твердым. — Ничего, не повредит. В худшем случае это будет стоить ему нескольких старых воспоминаний. Не очень большая цена за то, чтобы всю оставшуюся жизнь мыслить правильно.
Оцепенев в тумане правильного мышления, Эхомба разобрал, что они ему готовят, и пришел в ужас. Каких воспоминаний он может лишиться, если подвергнется повторному воздействию исправительного порошка? Забудет любимые сказки, которые ему рассказывал дядя Уланха? Или как купался с друзьями в чистом пруду у подножия маленького водопада в холмах позади деревни?
Или его потери окажутся более свежими? Количество скота, принадлежавшего ему в общественном стаде? Умение лечить рану на ноге, накладывать шину на сломанную кость? Чудесные философские беседы, которые они вели с Гомо, старым вождем обезьяньего племени?
А что, если он позабудет собственное имя? Или кто он такой? Или кем он был?
Позади Эхомбы Алита наконец очнулся от своей дремоты. Пастух слышал, как большой кот зарычал, однако мягко и неуверенно. Видя, что его друзья стоят перед тремя невооруженными людьми за столом несвязанные и не подвергаются какому-либо иному принуждению, кот даже не был уверен, что с ними что-то неладно. Когда же он поймет, насколько все не так хорошо, как кажется, помогать будет поздно. А шквал мыслеисправляющего порошка из большеротого аппарата может и вовсе лишить его кошачьи мозги способности разумно мыслить.
Эхомба обязан противостоять воздействию — ради своих друзей и ради самого себя. Он знал, как бороться с враждебной тьмой, но розовый порошок со сладким запахом оказался куда коварнее. Он нес не смерть или увечья, а лишь иной образ мыслей. Однако пастух знал, что-то, как человек думает, определяет, кем и чем он является. Стоит это изменить — и навсегда изменится личность, стоящая за мыслями.
Пастух отчаянно старался сохранить стойкие, неизменные образы перед своим мысленным взором. Легкий, сладковатый, назойливый аромат порошка заполнил его ноздри, легкие, всю его сущность.
— Нет! — вскричал он про себя. — Я Этиоль Эхомба. и я думаю так, а не этак. Оставьте мой разум в покое и отпустите меня и моих друзей!
— Определенно необходима вторая доза. — На лице женщины отражались убежденность и сострадание. — Встань на путь правильного мышления, путешественник! Расслабься, не противься. Клянусь, это сделает тебя более счастливым и добрым человеком.
— Может, более добрым и счастливым. — Эхомбе казалось, что его голос звучит издалека. — Но я уже не буду тем же человеком.
Старший монах с сожалением вздохнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112