снабжать его информацией; ему нужны были ценные и важные сведения, чтобы выглядеть в высоких кругах в хорошем свете. И все же мне постоянно удавалось получать от него полномочия на осуществление моего плана: например, создание пунктов связи с различными министерствами, и право информировать непосредственно министров соответствующих министерств, с целью наладить с ними необходимое сотрудничество. Теперь зависело только от меня, как мне удастся использовать в будущем эти полномочия.
Тем временем наши противники стали наносить первые удары.
12 июля 1941 года, совершенно неожиданно для нас, американцы высадились в Исландии, чтобы оказать поддержку англичанам. Ведомство Канариса вообще не располагало никакими сведениями об этом. В мое управление пришло всего лишь одно сообщение из Дании, которое могло бы нас натолкнуть на мысль о назревающих событиях; но оно застряло у Гиммлера. Таким образом, Гитлер узнал о случившемся только из зарубежной прессы, да и то с большим опозданием, так как органы министерства пропаганды, ведавшие доставкой зарубежных газет, плохо функционировали. Он поручил Гиммлеру безотлагательно организовать нашими силами пресс-службу в нейтральных странах — задача, которую в военное время решить было совсем не просто.
Я заслал своих людей, подставных лиц, в зарубежные издательства, а для доставки использовал компанию «Люфтганза», Среднеевропейское туристское бюро, а в особых случаях специальных курьеров. Через несколько месяцев я синхронизировал бессмысленную двойную работу в этой области при помощи надлежащих учреждений министерства иностранных дел и министерства пропаганды.
Это дополнительное поручение на некоторое время отвлекло меня от представлявшейся мне столь срочной задачи — подготовить сводный обзор деятельности политической разведки за рубежом. Я составил проект соответствующего меморандума, в котором подчеркнул, что все, возникшие естественным путем связи между рейхом и оккупированными районами, а также зарубежными странами — будь то область промышленности, банковского дела, сельского хозяйства, искусства и литературы, техники и политики — должны привлекать наш интерес и быть скоординированы с работой разведки, благодаря умелой организации сотрудничества — в том числе и внештатного — с представителями этих кругов. При этом представлялось важным использовать контакты с зарубежными деятелями из всех областей, а также изучать приобретенный опыт. Этот меморандум был задуман так же, как основа для директивы рейхсфюрера СС ко всем ведомствам и учреждениям СС и администрации рейха. Гиммлер в принципе выразил готовность ознакомить с этими мыслями высшее руководство СС и партии в одном из своих докладов, кроме того, сообщить о них отдельным отраслевым министрам и таким образом поддержать меня. В этот момент на меня и был вылит ушат воды, охладившей мой пыл. Гейдрих приказал мне явиться с докладом. Я отправился на Вильгельмштрассе с чувством какого-то недоверия. На Унтер-ден-Линден я, в ожидании предстоящей борьбы, подкрепился у Кранцлера чашечкой черного кофе. В приемной мне сразу же бросились в глаза переутомленные и бледные лица сотрудников Гейдриха, которые посреди гор документов, срочных писем и телеграмм с поистине пчелиным усердием развили бурную деятельность. Гейдрих состроил при моем появлении подчеркнуто недовольную физиономию. Еще какое-то время он работал над бумагами, затем спросил меня своим высоким голосом: «У вас что-нибудь важное?» Я ответил отрицательно и про себя подумал — ведь, в конце концов, он же вызвал меня к себе. «У вас есть время, чтобы пообедать со мной?» — внезапно спросил он. Мне не удалось отвертеться и я последовал за ним в Иден-бар. Только когда мы отобедали, он неожиданно начал говорить о цели своего вызова. Мюллер, сказал он, убедил его в том, чтобы передать сектор «Идеологические противники» (действующих против Германии из-за границы) в ведение тайной государственной полиции. Эта сфера деятельности, которой занимается в рамках активного контршпионажа мое управление, должна быть срочно подчинена Мюллеру (4-е управление).
Требования, выдвинутые Гейдрихом, явились для меня тяжелым ударом; не потому, что сектор, охватывающий проблемы церкви, международного еврейства, франкмасонства и т. д. , был для меня особенно важным — я бы, собственно, охотно от него отказался, — но я не мог равнодушно отнестись к тому факту, что это давало Мюллеру право создать свою собственную разведывательную сеть за границей. Во-первых, это означало генеральное наступление против моей «программы десяти пунктов», осуществляемое совместно Гейдрихом и Мюллером, а кроме того, включение агентов гестапо в деятельность зарубежной разведки.
Я знал, что в данный момент мне ничего не удастся изменить в планах Гейдриха. Вечно недоверчивый Гейдрих явно начинал опасаться моей деятельности и решил «приставить» ко мне Мюллера, моего злейшего врага, на одном из важных участков моей работы. Тем не менее, используя веские аргументы, я попытался отговорить Гейдриха от его намерения. Я указал на проблемы и трудности, с которыми неминуемо связана такая двойная работа, приносящая вред любой разведывательной службе. Кроме того, сказал я, положение с валютой настолько напряженно, что вряд ли возможно будет выдержать такую дополнительную нагрузку.
Сначала Гейдрих не ответил ни слова. Затем он начал излагать свои возражения; его голос был скрипуч и отрывист: «В профессиональном отношении деятельность сектора „
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170